Другая другая Россия - [52]

Мне кажется, я звучу умильно, и мои слова должны клиенту польстить. Но в этот момент в холодильник входит Таня, и по ее лицу видно, что все же я — тупее всех. Она берет из охапки тюльпаны.

— Какой цветок вы видите главным в букете? — мягко спрашивает клиента. — Розы или тюльпаны? Давайте, если вы выбрали, в один цвет уйдем, чтоб не было разнобоя. Она убирает из охапки ирисы.

— Я просто хотела ему подыграть, — оправдываюсь, когда клиент, размякнув, уходит с большим букетом.

— Ну, не до такой же степени, — отвечает она.

Еще час мы проводим в полной скуке. Таня говорит, что мне завтра с хозяйкой салона придется съездить на базу за цветами, и я начинаю беспокойно ерзать, повторяя про себя названия цветов и пытаясь изучить содержимое холодильника, чтобы повторить его при покупке.

Таня приступает к букету для кореянки. Рвет лист аспидиструма напополам, закручивает одну половину в улитку и закрепляет степлером, вторую половину она закручивает в другую сторону. Помещает в центр розы, перебивает их амариллисами и белыми пушистыми веточками, названия которых я мучительно не могу вспомнить. Ее пальцы, гибкие, как пластилиновые, и хваткие, как плоскогубцы.

— И как же понять, что он для кореянки? — спрашиваю, когда букет закончен.

Таня молча изучает меня, наверное, спрашивая себя, за что ей досталась такая тупица.

— Ну, а что мне, узкий глаз что ли для нее сделать? — вздохнув, спрашивает она.

Я подметаю пол, на который Таня побросала листву, зачищенную с цветов для букета кореянки. За стеклом — кафе, в котором распивают кофе офисные сотрудники. Спина ломится от долгого стояния, и я мечтаю воспользоваться привычными радостями жизни — устроившись в удобном кресле, втянуть из чашки пушистую пенку капуччино. Но Таня говорит, что у флористов нет обеденного перерыва, они могут только быстренько проглотить банан в закутке. А еще флористы всегда должны стоять, чтобы у вошедшего клиента создалось впечатление — его тут с нетерпением ждали.

— Тань, а ты когда-нибудь сравнивала людей с цветами? — от нечего делать спрашиваю я. — Например, этот — гвоздика, а эта — ромашка.

— Могу точно сказать, что есть цветы — мужчины, а есть женщины. Например, ирис — мальчик, но его больше женщины любят, а мужчины почему-то стесняются брать.

— Вон, видишь, мужчина сидит? — я показываю через стеклянную перегородку, на лысоватого с усами, который сейчас, сидя в кресле кафе, пользуется моими радостями жизни. — Что он за цветок?

— Наверное, василек… Или одуванчик…

Мы пристально изучаем мужчину из-за стекла, чтобы разглядеть в нем одуванчика или василька. Он это замечает и смущенно уставляется в чашку.

— Точно василек… А бывает, заходит такая девушка-ромашка, — продолжает Таня, отворачиваясь от «василька». — И по ней сразу видно, что она ромашка.

— А Москва что за цветок?

Таня задумывается, а потом говорит, что не знает. Наверное, какой-то очень красивый цветок, но он на высоком стебле, и чтобы добраться до цветка, нужно долго карабкаться. Узнаю, что несколько лет назад Таня приехала из Ташкента.

— А вот это — девушка, молоденькая, трепетная, — берет она хрупкую розу в распустившейся «рубашенке». — Такую мужчине не подаришь… Разве что, какому-нибудь совсем волшебному…

— Гомосексуалисту, что ли?

— Не обязательно, — Таня поджимает губы.

В два приходит Луиза, и моя смена заканчивается. От Тани я уже знаю, что та — супер-мега-флорист. Ассоциируется с цветком лузиантусом. Если едет на закупку одна, то привозит в основном рыжие цветы. Обожает розу «мисс Пигги». Когда у нее нет настроения, собирает темные букеты, и так флористки-напарницы понимают, что лучше к ней в этот день не подходить.

Утро. Раннее. Серое. Впрочем, мне все равно, какое оно, потому что возле Киевского вокзала меня ждет хозяйка салона «Бутоньерка», в котором я со вчерашнего дня работаю, а я опаздываю уже на двадцать минут.

Выбегаю из стеклянных дверей метро на улицу.

— Девушка, лилии! Лилии! Розы! Тюльпаны — за дешево! Таких цен, как у нас, вы нигде не найдете!

Меня обступают торговцы цветами, в основном приезжие, говорящие по-русски с акцентом. Раньше я не обращала на них внимания. Или они не обращали его на меня. Но сегодня на мне словно написано, что я направляюсь за цветами. Словно цветочный запах впитался в меня за день, проведенный в салоне. А они своими коммерческими носами почуяли его.

Олеся ждет меня в маленькой черной машинке, на которой написано «Бутоньерка». У нее голубые глаза и короткие рыжие волосы. Она сдержанно улыбается, как человек, привыкший к работе с хрупкими головками цветов, но по всей ее основательности сразу понятно — еще раз опоздаю, она меня зачистит.

Подъезжаем к большому серому зданию. Нам навстречу выходит высокий плотный мужчина в джинсах и с бриллиантовым кольцом на пальце. В руке у него — дымящаяся сигарета. Он представляется Владимиром. На этой базе «Бутоньерка» впервые делает заказ.

Проходим за ним в большой холодильник, где в огромных коробках спят цветы.

— У меня из Голландии — хризантемы, бамбук, ирис. Амариллисы — но это старая поставка, — говоря, он вскрывает продолговатые коробки, похожие на картонные гробы, и трогает головки, нахваливая товар. — Тюльпанеллы — по восемнадцать рублей. Самые дешевые розы — Раменские. Ну, вот, смотрите — папоротник, аспидистра, салал…