Другая другая Россия - [50]

Когда за стеклянной стеной простывает его след, я поворачиваю к Тане умильное лицо.

— Как хорошо, что некоторым мужчинам изредка приходит в голову порадовать жену букетом, — говорю сладким голосом, и мне кажется, что так я лучше вписываюсь в образ цветочницы.

— Да он каждый понедельник ее радует. Наш постоянный клиент, — говорит Таня с хрипотцой и возвращается в холодильник.

Остаюсь за прилавком. Повсюду на полочках и подставках — горшочки, керамические лейки, корзинки с цветами, поделки из папье-маше, гномики, елочные шары, блестящие паутинки, живые орхидеи на пластмассовых ножках, похожие на фиолетовых бабочек. И я — на сегодня хозяйка всего этого и всех углов, которые надо будет тщательно выскрести, если в них скопится грязь.

Таня застыла в холодильнике. Кажется, она в нем замерзла и уже из него не выйдет. Останется там вместе с розами, амариллисами, ирисами, папоротником, лавандой, каллами и хризантемой. Все названия цветов я тщательно вызубрила. Теперь могу безошибочно ткнуть пальцем в любой лизиантус или стрелицу. Таня шевелится, тянет руку к синим ирисам, к бледно-розовым амариллисам, белым кустовым розам. Ее движения зависшие, словно от холода в ней медленней потекла кровь. Она выходит с охапкой цветов и раскладывает их на прилавке.

— Смотри и учись, — говорит мне. — Когда я начинала, девчонки в салоне все такие противные были, никто не хотел ничего показывать.

— Ну, и как ты научилась?

— А что, я тупее других?

Она кладет передо мной салал — тонкие веточки с глянцевыми листами, похожими на лавровые — и говорит: «Крути спираль».

— Спиральная техника — берется центральная веточка и по спирали на нее укладываются остальные, — нараспев говорит она. В это время ее руки порхают над ирисами и амариллисами, и из-под них, как из шляпы фокусника, показываются очертания разных букетов. — Рука должна быть свободной, зажимать не надо, — продолжает она, но, кажется, не видит ни меня, ни моего салала. Впрочем, своих цветов она тоже не видит, а смотрит внутрь себя, будто в ее голове есть маленькое зеркальце, которое показывает ей, каким именно должен быть букет, который раскрасит серое небо в голубое-голубое. И пока у нее в руках не окажется такого букета, она будет колдовать.

— Ну, вот… — тычу ей в нос веником из салала — спираль у меня не вышла.

Таня возвращается из себя в салон и тупо смотрит на салал.

— Кажется, я тупее всех, — говорю я.

— Ничего, — вздыхает она. — Двадцать пять раз соберешь, на тридцатый получится.

— Вообще, мужчины более трепетно относятся к букетам, чем женщины. Начинают понимать, что флористика — это искусство, — говорит Таня, ставя собранный букет в вазу. — Могут потратить на цветы и двадцать тысяч. Но есть женщины, которые говорят: «Фу, лучше бы деньгами дал!».

Спешу улыбнуться, чтобы она по моему лицу не прочла — такие деньги я тоже предпочитаю цветам. Таня продолжает и рассказывает о том, что все люди делятся на три «психотипа» — первые предпочитают получить в подарок что-то материальное, и они редко тратятся на цветы, вторым важны эмоции, то есть цветочки. И третий тип — невесты, у которых перед свадьбой отказывает мозг.

Не успевает она договорить, как в салон влетает девушка — вся из себя. В меховой жилетке и искусно наведенном беспорядком на голове. Поджав губу, она критически осматривает содержимое холодильника, словно заранее уверенная — там она не найдет того, что ей нужно.

— Мне нужен свадебный букет, — говорит она, и Таня расплывается в улыбке, — из роз цвета джинсы.

— Такой розы в природе нет, — говорит Таня, переглянувшись со мной.

— Я слышала, селекционеры уже вывели ее, — настаивает невеста. — Мне нужны только розы цвета джинсы.

— А почему именно они? — спрашиваю я.

— Потому что у моего жениха — синий пиджак, — закатывает глаза она.

— Бордовый букет будет прекрасно сочетаться с пиджаком вашего жениха, — осторожно говорит Таня.

— Вы не понимаете! — взвизгивает невеста. — Я вам объясняю! Я хочу цвета джинсы!

Хватаю салал и судорожно кручу спираль. А Таня, словно врач, увещевающий пациента, тихим голосом объясняет невесте: голубые — это крашенные цветы, краски в воду добавляют, мы не пользуемся крашенными, потому что природное лучше. И, вообще, цвет джинсы — он же неестественный, мертвечинкой такой отдает. Таня сейчас похожа на змею вылезающую из корзинки индуса. Замерев, невеста глядит на нее ничего не выражающими глазами. По ним отчетливо видно — работа мозга парализована. Потом в ней совершается какой-то сложный душевный надлом, и она, скуксившись, спрашивает — «Что же мне теперь делать?». Всплеснув руками, Таня запрыгивает в холодильник.

— А мы вам подберем, — щебечет она. — Ирисы синие? Гиацинты? Каллы?

Невеста достает из сумочки розовый айфон.

— Дорогой, а ты не против, если в букете будут каллы? — жалобно спрашивает в трубку.

— Да! — орет трубка. — Пусть! будут! каллы!

Роняю салал. Таня замирает в холодильнике. Приободрившись, невеста быстро прячет айфон.

— И ленточку синюю, пожалуйста… — говорит она.

Когда невеста уходит, Таня с видом ну-я-же-говорила поворачивается ко мне.

— Я же говорю, у них перед свадьбой беда с мозгом. На прошлой неделе была вменяемая невеста — заказала букет из подсолнухов, мы ей еще бусы из яблочек сделали. Звонила после свадьбы, благодарила. А, вообще, перед тем, как букет собирать, мы обязательно должны посмотреть крой и цвет платья. Ну, и на саму невесту, конечно. А-то бывает, приходит маленькая невеста и просит большой круглый букет. А он — больше ее головы. Это ж диспропорция будет.