Другая дорога - [6]

Любуясь светлой стороной.

Ведь то, о чем поет дитя,

И обмирая, и грустя, —

Все, все исполнится судьбой.

II

Цветы пустынь живут,

Довольствуясь водой,

Которую с вершины снеговой

К ним по канавкам вырытым ведут.

И все же тут какой-то есть изъян;

Чтобы ростку от влаги распрямиться,

Сперва под ливнем должен он склониться.

Я поднял бы на воздух океан

Одной огромной облачною тушей,

Закрывшей небеса из края в край,

И, прокатив торжественно над сушей,

Всю, не скупясь, опорожнил

Над распустившимся цветком: пускай

Уносит лепестки потоп кипучий

(Лишь бы бутонам он не повредил!)

И сам бы встал под брызжущею тучей.

Вода — не только для корней и губ.

Пускай всего меня поток омоет,

Пусть хлещет по плечам, могуч и груб.

Есть то, чего и объяснять не стоит.

Дождь — как вино (такой в нем хмель сокрыт),

Как солнце, что ласкает и пьянит.

Всю жизнь не мог я усидеть под крышей,

Дождь на дворе заслыша.

Я выбегал, какой бы ни был час,

В ночь и в туман, под громы и под грозы.

И дождь катился по щекам, как слезы

Моих давным-давно иссякших глаз.

НЕ БОЛЕЕ ТОГО

Весь мир, казалось, вымер или спал;

Кричи иль не кричи — не добудиться.

Лишь из-за озера, с лесистых скал,

Взлетало эхо, как шальная птица.

Он требовал у ветра, у реки,

У валунов, столпившихся сурово,

Не отголоска собственной тоски,

А встречного участия живого.

Но тщетны были и мольба, и зов,

Когда внезапно там, на дальнем склоне,

Раздался торопливый треск кустов

И кто-то с ходу, словно от погони

Спасаясь, бросился с размаху вплавь —

И постепенно с плеском и сопеньем

Стал приближаться, оказавшись въявь

Не человеком, а большим оленем,

Что встал из озера, в ручьях воды,

Взошел на камни, мокрый и блестящий,

И, оставляя темные следы,

Вломился снова в лес — и скрылся в чаще.

НЕИЗВЕСТНОМУ СОРВАНЦУ (Утешительно-философское)

Горя азартом, как перед рыбалкой,

Схватил топор отцовский — и пошел;

Нет, елочки моей тебе не жалко,

Ты с двух ударов подрубаешь ствол,

Берешь под ручку и влечешь с собою

Дикарку леса, пахнущую хвоей.

Я бы купил тебе (о том ли речь?)

Другую — попушистей этой елку,

Лишь бы свои посадки уберечь.

Но что в благотворительности толку

И что без приключений Рождество?

Ты прав: не будем омрачать его.

Твой праздник с рощицей моей в раздоре;

Но даже там, где бездна пролегла,

Гораздо чаще речь идет о споре

Добра с добром, а не добра и зла:

Вот почему двурушничают боги,

Когда мы к ним взываем о подмоге.

И пусть, опутанная мишурой,

Ель-пленница в своей тоске зеленой

Разлучена с небесною звездой —

Стеклянная звезда — ее корона —

Пускай и мне издалека блеснет,

Чтоб с легким сердцем встретить Новый год.

МОТЫЛЬКУ, ВСТРЕЧЕННОМУ ЗИМОЙ

Вот тебе теплая моя рука,

Согретая в кармане, — приземляйся,

Серебряный лоскутик черноглазый,

Что отдыхает, распуская крылья

В накрапах бурых. (Я б назвал тебя,

Дружи я с бабочками, как с цветами.)

Скажи-ка мне теперь, как ты рискнул

Пуститься на такую авантюру:

Зимой любимую себе искать?

Нет, погоди, дослушай! Я-то вижу,

Во что они обходятся тебе —

Полет и непосильная свобода.

Не обретешь ты пары, не мечтай.

Есть что-то человечье в этой доле,

Извечное глухое невезенье,

Несовпаденье сроков и судьбы.

Ты прав, что толку сожалеть! Лети же,

Пока ты не погаснешь на ветру.

Должно быть, мудрости твоей нехитрой

Хватило догадаться, что рука,

Протянутая мной непроизвольно

Над бездной, разделившей нас с тобой,

Зла не таит и жизнь твою не сгубит.

Не сгубит, верно; но и не спасет.

Мне бы свою продлить еще немного.

СЕРЬЕЗНЫЙ ШАГ, ПРЕДПРИНЯТЫЙ ШУТЯ

На карте меж двух холмов,

Похожих на два репейных пучка,

Лежал головастик с тонким хвостом —

Озеро и река.

А точка рядом была,

Наверное, городком,

Где мы бы с тобой могли купить —

Буквально задаром — дом.

Заглушив усталый мотор,

Мы постучались в дверь,

Вошли в чужой, незнакомый дом,

И нашим он стал теперь.

Немало за триста лет

Сменилось в этом краю

Старых фамилий, старых семей.

А мы утвердим свою

На триста грядущих лет —

И будем землю пахать,

Крышу чинить, разводить коров,

Изгородь подправлять.

Вот так будем жить да жить

И переживем спроста

Тысячу мод, дюжину войн

И президентов полста.

НЕОБЫЧНАЯ КРАПИНКА (Микроскопическое)

Я б эту крапинку и не заметил,

Не будь бумажный лист так ярко светел;

Она ползла куда-то поперек

Еще местами не просохших строк.

Уж я перо занес без размышленья

Пресечь загадочное шевеленье,

Но, приглядевшись, понял: предо мной —

Не просто крохотная шелушинка,

Колеблемая выдохом пушинка,

Нет, эта крапинка была живой!

Она помедлила настороженно,

Вильнула — и пустилась наутек;

На берегу чернильного затона

Понюхала — иль отпила глоток —

И опрометью бросилась обратно,

Дрожа от ужаса. Невероятно,

Но факт: ей не хотелось умирать,

Как всякому из мыслящих созданий;

Она бежала, падала, ползла

И, наконец, безвольно замерла

И съежилась, готовая принять

Любую участь от всесильной длани.

Я не могу (признаюсь честно в том)

Любить напропалую, без изъятий,

Как нынче модно, «наших меньших братий».

Но эта кроха под моим пером! —

Рука не поднялась ее обидеть.

Да и за что бедняжку ненавидеть?

Я сам разумен и ценю весьма

Любое проявление ума.

О, я готов облобызать страницу,

Найдя на ней разумную крупицу!

БЛУЖДАЮЩАЯ ГОРА

(Астрономическое)

Быть может, эту ночь проспали вы;

Но если бодрствовали (как волхвы),