Другая Блу - [4]

Джимми любил птиц. К резьбе по дереву у него был талант, а наблюдать за птицами ему просто нравилось. Он часто забирался на возвышенность с биноклем, где мог часами сидеть и записывать свои наблюдения. По его словам, птицы были вестниками, и если быть достаточно внимательным, можно узнать очень многое: о смене направления ветра, о приближающейся буре, заморозках. И даже есть ли рядом опасность.

Когда я была совсем маленькой, на месте мне никак не сиделось. Да и сейчас не всегда получается. Наблюдать за птицами оказалось делом нелегким, так что когда я стала достаточно взрослой для этого, Джимми стал оставлять меня дома одну. Мне гораздо больше нравилась резьба по дереву просто потому, что это было физическое действие.

Наверное, мне было семь или восемь, когда я впервые увидела Джимми по-настоящему воодушевленным. Мы были в Южной Юте; обычно я не запоминала места, где мы останавливались, но тут Джимми сам назвал его.

– Что он делает в наших краях? – поразился он, не отводя взгляда от низкорослой сосны. Я проследила за его взглядом и увидела маленькую черную птичку, усевшуюся на тонкую ветку где-то посередине ствола. Джимми пошел за биноклем, а я осталась, неподвижно наблюдая за птичкой. Ничего особенного я не заметила. Просто птичка. Перышки черные-пречерные, никакой цветной полоски или яркой отметки, и глазу не за что уцепиться.

– Точно, евразийский черный дрозд. Черные дрозды не живут в Северной Америке. Уж точно не такие, как этот. Это певчий дрозд. – Джимми вернулся и уже смотрел в бинокль, шепча себе под нос.

– Он забрался далеко от дома или же улетел от кого-то.

– А где дрозды живут? – я тоже перешла на шепот, чтобы не спугнуть гостя, раз Джимми считал его особенным.

– В Европе, Азии, Северной Африке, – пробормотал Джимми, разглядывая черную птичку с оранжевым клювом. – Встречаются также в Австралии и в Новой Зеландии.

– Как ты узнал, что это он, а не она?

– У девочек нет таких блестящих черных перьев. Они не такие красивые.

Дрозд уставился на нас маленькими желтыми глазками, чувствуя наше присутствие, зная, что мы смотрим. Тут он сорвался с ветки и улетел, а Джимми смотрел ему вслед, пока тот не скрылся из виду.

– Его крылышки были такими же черными, как твои волосы, – отметил Джимми, отворачиваясь от необычной птички, разом оживившей наше утро. – Может, это ты… птенчик вдали от дома.

Я прищурилась, глядя на наш трейлер в тени деревьев.

– Мы не так и далеко от дома, – озадаченно произнесла я. Мой дом был там, где Джимми.

– Черные дрозды, в отличие от воронов, ворон и других черных птиц, не считаются предвестниками беды. Но они не раскрывают свои секреты так просто, хотят, чтобы мы сами догадались. Нужно стать достойными их мудрости.

– А как? – Я недоуменно сморщила нос.

– Мы должны узнать их историю.

– Но он – птица. Как мы можем узнать? Он же не умеет говорить. – Как и все дети, я понимала все буквально. Мне бы хотелось, чтобы дрозд спел мне что-нибудь. Я бы взяла его домой, а он бы рассказывал мне сказки весь день. А то Джимми не соглашался, как я ни упрашивала.

– Прежде всего тебе нужно очень захотеть узнать. – Джимми взглянул на меня сверху вниз. – Потом нужно наблюдать. Слушать. И спустя какое-то время ты узнаешь его получше. Начнешь понимать его. И он расскажет тебе свою историю.

Я вытащила карандаш и покрутила его в пальцах. Усмехнувшись, начала так: «Жила-была…», чтобы казаться остроумной. Будто моя история – сказка. Улыбаться расхотелось.

«Жила-была одна птичка, маленький черный дрозд, – написала я. Посмотрела на страницу. – Его вытолкнули из гнезда, никому не нужного птенца».

В моей голове замелькали картинки. Длинные черные волосы, поджатые губы. Это все, что я помнила о своей матери. Потом вместо этого представила добродушную улыбку. Получилось совершенно другое лицо, лицо Джимми. В груди кольнуло. Мысленно взглядом скользнула по его рукам, смуглым, быстро работающим стамеской по тяжелому бревну. Пол у его ног был усыпан стружками, а я сидела рядом и смотрела, как они падают вокруг меня. Я закрывала глаза и представляла, будто это – эльфы, прилетевшие поиграть со мной. Эти воспоминания мне нравились. Как он, взяв мои ручки в свои, помогал мне отрывать тяжелую кору со старого пня. Как тихо рассказывал о том, что скрыто под поверхностью. Слушая его голос из воспоминания, я мысленно перенеслась через пустыню, вверх к холмам. Позавчера я нашла сучковатую ветку мескитового дерева, она была такой тяжелой, что мне пришлось тащить ее к пикапу и запихивать туда по частям. У меня руки чесались очистить обуглившуюся кору, посмотреть, что же там. В своем воображении я уже видела, что это должно быть. Сложив руки поверх бумаги и притопывая ногой, я мечтала о том, что могу создать.

Прозвенел звонок. Уровень шума в комнате вырос, будто кто-то нажал на выключатель. Вынырнув из задумчивости, я уставилась на лист перед собой. Мою жалкую историю стоило бы как-то приукрасить.

– Сдавайте работы. И, пожалуйста, проверьте, подписали ли вы листочки. А то я не смогу засчитать ваши сочинения.

Комната опустела за несколько секунд. Мистер Уилсон изо всех сил старался выровнять бумаги, торопливо сваленные на стол толпой выбегающих из класса учеников. Первый день в школе официально закончился. Он заметил, что я все еще сижу, и кашлянул.