Другая Белая - [33]

Поехали в гораздо более демократичный «John Lewis». Дэвид ходил за ней по пятам, что-то выбирая. Действительно, выбрал. Подумала: «Ну и куплю!» В примерочной надела на себя что-то с узкой юбкой до колен и огромным декольте, отбросила штору примерочной, увидела одобрение в глазах мужа: «Потрясающе! Женщина моей мечты!» Пошла к кассе платить — впервые в жизни за то, что выбрала не сама. Энтузиазм мужа успокоил едва ли: у Марины были свои представления о красоте. «Рубенсовской» женщиной она быть не хотела — другие нынче времена. В электричке по дороге домой вспомнила, однако, один лимерик в русском переводе:

Жила-была дама приятная,

На вид совершенно квадратная.

Кто бы с ней ни встречался,

От души восхищался:

«До чего ж эта дама приятная!»[56]

Повторила про себя несколько раз, стало веселее.

Дома, готовя обед, она смотрела через окошко на Дэвида, который в окружении котов грелся в саду на солнышке и выглядел абсолютно довольным жизнью: «Вот он, мой котик. Мышей ловить по ночам уже ленится. И я, что-то, тоже ленивая стала… Наша „территория любви“ потихоньку становится нейтральной полосой». Само собой неожиданно вырвалось:

— А на нейтральной полосе цветы — необычайной красоты!

Дэвид с удивлением повернул голову — он не любил ничего громкого. Коты вмиг слиняли. А цветы и вправду хороши! И дом неплох.

Хороший дом вдали от городской суеты, хорошая верная жена, которая всегда дома, — что еще нужно мужчине, чтобы встретить старость! А женщине, которая о старости еще не думает, что делать?! Оказывается, быть просто за кем-то, за мужем и только, ох, как скучно для современной женщины. А еще и взаимопонимания что-то хочется…

* * *

Года через полтора Марина поняла, что начала потихоньку спиваться: она уже ждала обеда с вином, чтобы хоть на время этот чертов вопрос «что делать?» не перекрывал ей дыхание. Хотелось расслабиться с бокалом «Merlot». Банально и совсем не смешно! Жить, как хочет Дэвид, — не менять, не изобретать, не действовать? Есть, спать, иногда заниматься любовью? Это у него называлось «наслаждаться жизнью»!

[ «Enjoy!»[57] Никогда раньше Марина не слышала этого слова так часто и в таком «заземленном» контексте: в кафе и ресторане, в магазине и в парикмахерской, химчистке, ремонте обуви, даже в аптеке, покупая микстуру и задыхаясь от кашля! Улыбалась и благодарила в ответ. Русское «наслаждайся», если и подразумевает, телесные удовольствия, то все-таки — не обыденные, не те, которые ты можешь легко «подхватить», где угодно. «Легче, легче надо жить, девушка, — призывала она себя. — У нас, у русских, куда ни кинь — всюду драма, а тут — наслаждайся!»

Еще одно слово «Relax!»[58] звучало постоянно. Не было у Марины в жизни этого умения расслабляться: всегда дел и мыслей непочатый край. Правда… все-таки ухитрялась… в советских очередях. Вот где, действительно, расслаблялась! Уходила в иные сферы. Ну и что, что плечо к плечу, живот к чужой спине, своя спина — к чужому животу… Можно опереться, никто и не заметит! В этих-то очередях она и диссертацию обдумывала, светлые мысли приходили, и новые программы для старших школьников по своему любимому Западному Средневековью создавала. Вот когда бы жить хотела! Да, мор, да, болезни страшные, но как все просто и понятно было! Знали люди, откуда пришли и куда уйдут. Знали, за что страдали! Знали, как день начинать и как заканчивать, и что в церкви делать. Собственность свою имели, законы, охранявшие ее и их профессиональную деятельность. Библию им читать не разрешали, вся мудрость шла от священника. Может, это и хорошо? Во многом знании — многие печали. Комментировать бы начали, резать друг друга, как и случилось позже… И войны, между прочим, были частным делом отдельных амбициозных правителей, а не всего населения. Сердобольные пейзанки подкармливали и своих и чужих и умирали своей смертью! — не в узилище злопамятного соотечественника. И почему-то считается, что все в те века было темным, безрадостным. Чушь! Такой праздничной яркости жизни, такого открытого веселья, таких потешных игр позже в истории и не было!.. Что она только не обсудила сама с собой, стоя в очередях. Абстрагировалась полностью. Однажды не заметила драку с летальным исходом посредине магазина. Поняла только, когда осталась одна, все разбежались — кому охота показания давать. Милиционер — «Красивый-Фуражкин»[59] к ней с вопросами, а она и правда ничего не видела. Ничего не добился блюститель порядка, с горечью лишь произнес: «Эх, женщина, мать твою!» И сплюнул.]

— Дэвид, я спиваюсь. Быть навеселе стало моим образом жизни.

В ответ тот рассмеялся:

— Ты сильно преувеличиваешь: бокал красного вина за обедом никого еще не сделал пьяницей. Но, если ты считаешь, что это так серьезно, не пей.

— Дэвид, посмотри на меня? Ты узнаешь во мне женщину, которую встретил в Москве?

— На мой взгляд, ты сейчас выглядишь лучше. Ты отдохнула здесь на природе, поправилась.

«Убить его мало за это слово!»

— Дэвид, может быть, мы как-то изменим нашу жизнь?

— Тебе не нравится наша жизнь? Может быть, тебе не нравлюсь я?!

На этом обрывались все их разговоры.