Другая Белая - [24]

— Когда ты бросил курить?

— Я и не начинал, я ведь регбистом был с юности, — ответил он.

— Но на этой фотографии ты ведь куришь?

Он расхохотался:

— Это Ричард Бартон! Крис приколола эту картинку. Он тоже уэльсец, может быть, и есть между нами какое-то сходство.

Вот так: ее муж похож на звезду Голливуда, за которого сама Элизабет Тэйлор выходила замуж целых два раза!

Состоялось и Маринино «погружение» в жизнь английской семьи. Она оказалась не просто замужем, но в семье с маленьким ребенком.

Дочь Дэвида красавица Крис — полное имя Кристэл — вернулась из Москвы и жила неподалеку. «Личная проблема», как выразился Дэвид в Москве, разрешилась и явилась миру прелестной девочкой Энни. Отец малышки был деду неизвестен. Единственное, что ему удалось узнать, что тот — англичанин. Крис вышла на работу, когда Энни был месяц. Дэвид сидел с ребенком. Марина сразу подключилась к заботам и находила в этом удовольствие: ее собственная внучка была ненамного старше. Энни сразу приняла ее и бегала за ней хвостиком. Вместе они гуляли, смотрели любимую «Белоснежку», играли в мяч в саду. Марина читала ей книжки, представляя персонажей в лицах, что приводило малышку в восторг.

Дэвид с первых же дней посвятил жену в состояние своих финансов. Неплохая пенсия, есть сбережения в акциях и на банковском счету. В перспективе после шестидесяти пяти лет — государственная пенсия, хотя и очень скромная, но на жену положена небольшая надбавка.

— Мы с тобой, — он подчеркнул «с тобой», — вполне платежеспособны, и у нас есть кое-что на rainy day[33].

Марина предложила ему разделить оплату счетов, а уж за телефон она просто обязана будет платить сама — ведь звонить в Москву собиралась каждый день. Дэвид отказался:

— Все плачу через банк. Если хочешь, давай откроем общий счет.

Вот этого Марина никак не хотела: никогда никому не была финансово подотчетной, всю жизнь сама зарабатывала, сама тратила, сама и занимала, когда не хватало денег. Он пожал плечами:

— Дело твое.

— Но уж на дом и на себя я буду тратить из своего кармана, ты не возражай.

Он возражать не стал — кивнул одобрительно.

* * *

Двухэтажный дом Дэвида стоял на самой окраине маленького городка Мэйдэнхеда. Дом был интересный, по-английски назывался semi-detached, то есть состоящий из двух одинаковых частей и рассчитанный на две семьи (менее престижные дома — terraced — были соединены друг с другом в длинный ряд, более престижные назывались detached, что означало — отдельный особняк). Дэвид сказал, что дом был построен в период строительного бума двадцатых годов, когда элитарные сельские пригороды юго-востока Англии были переделаны на исторический лад. Историзм этого дома был тюдоровским[34]: белый дом с выступающим наружу каркасом из темных деревянных балок. Дотошная Марина заинтересовалась и откопала в «Amazon»[35] книжку карикатуриста и дизайнера Осберта Ланкастера. Ланкастеру этот историзм явно не нравился, и он язвил: «Даже Первая мировая война и ее последствия не смогли снизить антикварный энтузиазм, охвативший английскую публику… Опыт, приобретенный на авиационных и военных заводах, стал использоваться при производстве „старых“ дубовых балок, оконных рам с бутылочным стеклом и фонарей из кованого железа»[36]. Он назвал это «тюдоровским стилем для маклеров». Маклеры наверняка хорошо зарабатывали на продаже этой модной недвижимости. Ланкастеру виднее, но Марине нравилось.

«Тюдоровских» стекол в доме Дэвида уже не было, но большой камин сохранился, и железный фонарь все еще висел над входной дверью. Марина находила все это очаровательным. Черные балки были и внутри дома.

— Это можно будет так интересно обыграть… — думала она и тут же себя останавливала. — Уйми свои порывы, хотя бы на первых порах.

Марина хотела быть разумной и неактивной, всем абсолютно довольной.

Про городок Мейденхед говорили, что когда-то он был «с характером», то есть с обликом, хранившим прошлое. Это прошлое, может быть, где-то еще и оставалось, но центр был ужасен: с нелепым «небоскребом», воткнутым в стеклянно-кирпично-каменную низкую застройку непонятного времени. Туда и не тянуло совсем.

А у Дэвида — красота. Уединенное местечко на самой окраине городка. Все соседи не нахвалятся — тишь, да гладь, да Божья благодать. Пять минут пешком — и поля, перегороженные живыми изгородями, а на них пасутся лошадки. Они подходили близко-близко, просто так, поболтать, и Марина читала им стихи из репертуара своей маленькой внучки: «Одна лошадка белая с утра до ночи бегала…»

Дэвид въехал в свой дом не так давно и был им очень доволен. Для Марины же главным было то, что, как он сказал, никакая другая женщина в нем до нее не жила.

Для нее не было секретом, что дизайн интерьера отнюдь не являлся приоритетом для англичан — это не Италия, не Франция и не «новая» Россия. Свой дом есть, это главное! Какое-то подобие интерьера создавалось хозяевами в меру вкуса и потребностей только в нижних комнатах — гостиной и столовой. В гостиной у Дэвида стояли явно знавшие лучшие времена викторианские диван и два кресла с высокими спинками — гарнитур из трех частей, как тут говорят, два книжных шкафа, придиванный столик, на нем лампа с бахромой, на стенах — картины каких-то сражений в темных рамах и фотографии дочери с внучкой — везде, где видел глаз. В давно не действующем камине — электрический обогреватель. В углу — полный комплект современной техники: телевизор и прочее.