Друг мой, брат мой... - [20]

— Юсуповы оказывают покровительство русской истории?

— Да, но ведь ею занимаются у нас немцы! — смеется Ковалевский. — А свои славяне возьмутся — тоже, глядишь, не легче. Нынче весной спорили Костомаров с Погодиным, откуда Русь пошла. Один доказывал, что из Скандинавии, другой, что из Литвы. Князь Вяземский по случаю ученого спора разрешился остротой: «Прежде мы не знали, куда идем, а теперь не знаем и откуда».

...Тем временем бумаги движутся из канцелярии в канцелярию, и наконец рождаются на свет две самые высшие бумаги.

7 апреля 1860 г.

ПРИКАЗ ЦАРЯ

Его императорское величество в присутствии своем в Санкт-Петербурге соизволил отдать следующий приказ:

Производится по кавалерии за отличие по службе состоящий по армейской кавалерии поручик султан Чокан Валиханов в штабс-ротмистры с оставлением по армейской кавалерии.

Апреля 1860 г. С.-Петербург.

УКАЗ КАПИТУЛУ российских императорских и царских орденов

В воздаяние отлично-усердной и ревностной службы состоящего по армейской кавалерии поручика султана Чокана Валиханова, оказанной им при исполнении возложенного на него осмотра некоторых из пограничных среднеазиатских владений, сопряженного с усиленными трудами, лишениями и опасностями, всемилостивейше пожаловали мы его кавалером императорского ордена нашего святого равноапостольного князя Владимира четвертой степени. Вследствие чего повелеваем Капитулу выдать сему кавалеру орденские установленные для нехристиан знаки и грамоту на оные.

На подлинном собственною его императорского величества рукою написано: Александр

Вслед за высшими бумагами свежеиспеченный штабс-ротмистр получает приказ явиться во дворец для принесения благодарности за пожалованный орден святого Владимира. Святой-то святой, но в четвертой степени, для нехристиан, для басурман, значит...

В приемной зале, обращенной окнами к адмиралтейству, Валиханов оказался согласно чину где-то в конце шеренги из разных лиц, представляющихся царю по разным служебным поводам. Но он мигом выделен особо. Находящийся здесь граф Блудов подходит к нему: «Мы только что говорили о вас с государем».

Открываются двери, и Александр Второй в белом мундире начинает обход почтительно застывшей шеренги. Одного удостоил улыбкой, другого поклоном, третьему сказал несколько слов. Генералу, кавказскому герою, досталась фраза: «Благодарю за прошедшее и надеюсь на будущее». Очередь доходит до Валиханова.

Без малого два года назад Ковалевский лично докладывал Александру, что тайный агент России отбыл с караваном в запретный Кашгар. О том знали во всей империи лишь несколько человек. Посланный тайно теперь возвратился в ореоле славы. Однако отчего он не спешил к государю своему за положенной наградой?

Бычьи глаза царя не без любопытства обзирают смуглое нехристианское лицо штабс-ротмистра.

— Занимаетесь вы вашим трудом по описанию путешествия? — спрашивает Александр.

— Занимаюсь, ваше величество, — отвечает штабс-ротмистр.

— Как скоро вы надеетесь закончить?

— В мае назначен доклад в географическом обществе.

Вопросов больше нет, но Александр медлит перейти к следующему в шеренге. Штабс-ротмистру Валиханову представляется возможность принести государю просьбу, если таковая у него имеется. Но Валиханов молчит. Может быть, онемел от робости? Александр поощряет кайсацкого принца улыбкой. Принц молчит. Минутная заминка, и Александр отходит. Следующему в шеренге достается только кивок. Следующему за следующим тоже только кивок. Упрямое молчание штабс-ротмистра испортило настроение государю — это видят все. Предполагалось, что Валиханов скажет Александру о своем праве на русское дворянство, на княжеский титул, но Валиханов упустил счастливый случай. Меж тем Блудов определенно говорил государю, что сей юноша не из робких, держится с высшими уверенно. Тогда почему он не обратился за милостью?

Скверный знак. Слуга, который ничего не просит у властелина, есть слуга не очень надежный.

Обход закончен, и белый мундир царя скрывается за высокими, белыми с позолотой дверьми. Там, за дверьми, Александр роняет озабоченно:

— Завтра. О Валиханове. Доложить.

Штабс-ротмистр Валиханов ничуть не огорчен, что вызвал неудовольствие государя. Из дворца штабс-ротмистр катит в один из самых шикарных петербургских ресторанов, где вся прислуга из татар. Там его ждет за накрытым столом развеселая компания. На шею ротмистру кидается Всеволод Крестовский, двадцатилетний и уже знаменитый поэт:

— Чоканушка! Поздравляю! Шампанского! — Крестовский с недавних пор ходит как тень за Валихановым, и про Крестовского в Петербурге говорят, что темы для стихотворений ему дают остроты принца.

Валиханов садится во главе стола. Он весел и зол, остроты сыплются с его языка с той же щедростью, с какой сыплются деньги из кошелька. К застолью присоединяются новые поздравители, половину Валиханов не знает по имени, не помнит в лицо. Он платит за всех, но сам почти не ест, и бокал шампанского перед ним не допит.

За полночь лакеи провожают его с поклонами к саням. Подъезжая к дому в Новом переулке, Валиханов видит в окнах квартиры словно бы свет забытой на письменном столе свечи. Но потом он долго-долго стучится, прежде чем денщик Сейфулмулюков изволит открыть хозяину. В квартире темно, и слуга-казах — не пьян ли он? — спит мертвецким сном на полу.