Друг моей юности - [97]

У некоторых домиков стояли машины, но ни одна из них не принадлежала Руэлу. Марго не видела ни души, — видимо, здешние постояльцы все дни проводили на пляже. Через дорогу была небольшая площадка со скамейкой, фонтанчиком питьевой воды и урной для мусора. Марго села на скамейку отдохнуть.

И тут он вышел. Руэл. Вышел из домика прямо напротив того места, где сидела Марго. Прямо у нее под носом. В плавках, через плечо перекинуты два полотенца. Он шагал лениво, сутулясь. Над поясом плавок навис валик белого жира. Марго хотелось заорать: «Пузо втяни!» Интересно, почему он так сутулится — понимает, что обманывает, и ему стыдно? Или утомлен приятным времяпрепровождением? Или он давно уже сутулится, просто Марго не замечала? Большое сильное тело дрябнет и превращается в кисель.

Он полез в машину, стоящую возле домика, — Марго знала, что лезет он за сигаретами. Знала, поскольку сама как раз полезла в сумку за своими. Будь это в кино, подумала она, будь это в кино, он бы сейчас ринулся через дорогу с зажигалкой — оказать услугу прелестной незнакомке. Так и не узнав ее (зрители затаивают дыхание). Потом постепенное узнавание, ужас — неверие и ужас. Пока она, жена, сидит себе, хладнокровная и довольная, глубоко затягиваясь сигаретой. Но этого не случилось, — конечно, ничего такого не случилось, он даже не взглянул в ее сторону. Марго сидела, потея в плотных джинсах, и руки у нее тряслись так, что сигарету пришлось убрать.

Машина не его. На чем ездит Дороти Шлут?

А может, он с кем-то еще — с совершенно незнакомой женщиной. С незнакомкой, решившей, что она знает его не хуже его собственной жены.

Нет. Нет. Это не какая-то неизвестная женщина. Не незнакомка. Никоим образом. Дверь домика снова открылась, и появилась Лана Шлут. Та самая, которая сейчас должна была развлекаться в Торонто вместе с оркестром. И поэтому не могла посидеть с Дебби. Лана, которую Марго всегда жалела и к которой была добра, думая, что девочке одиноко без друзей или просто не везет. Марго считала, это очень заметно, что Лану воспитывают в основном пожилые бабушка и дедушка. Лана казалась старомодной, преждевременно посерьезневшей, но недостаточно умной и притом не слишком здоровой, словно ее кормили исключительно сладкой газировкой, корнфлексом в сахарной глазури и прочим мусором вроде консервов, жареной картошки и лапшевника с сыром, или что там старики готовили на ужин. Девочка страдала постоянными простудами с астматическим компонентом. Цвет лица у нее был бледный, тусклый. Но фигура — крепенькая, приятная, хорошо развитая спереди и сзади, щеки при улыбке топырились, как у хомяка, а волосы — шелковистые, прямые, светлые от природы. Лана была такая робкая и забитая, что даже Дебби ею помыкала, а мальчики просто считали ее каким-то недоразумением.

Лана была в купальном костюме — вероятно, купленном бабушкой по своему вкусу. Сборчатый верх, прикрывающий бугорки грудей, и юбка в цветочек. Бледные коренастые ноги. Лана стояла на пороге, словно боясь выйти — боясь показаться на люди в купальном костюме или вообще показаться на люди. Руэлу пришлось подойти и ласковым шлепком сдвинуть ее с места. Он задрапировал ее плечи полотенцем и нежно огладил ладонями, задерживаясь кое-где. Он коснулся щекой ее плоской белесой макушки, зарылся носом в волосы — конечно, вдыхая младенческий запах. Марго смотрела.

Они пошли прочь — по дороге, ведущей вниз, к пляжу, на подобающем расстоянии друг от друга. Отец и дочь.

Теперь Марго заметила, что машина — прокатная. Взята в Уокертоне. Вот забавно было бы, подумала она, если бы он взял машину в Кинкардине, в том же месте, что и она, Марго. Ей захотелось подложить записку под дворник, но писать было не на чем. У Марго была с собой ручка, но не было бумаги. Однако на траве рядом с мусорной урной она заметила бумажный пакет с логотипом KFC. Почти без жирных пятен. Она разорвала его на куски и стала писать на них печатными буквами:

ПООСТОРОЖНЕЙ, А ТО КАК БЫ НЕ СЕСТЬ

БЕРЕГИТЕСЬ, ОТДЕЛ ПО БОРЬБЕ С ПРОСТИТУЦИЕЙ НЕ ДРЕМЛЕТ

ИЗВРАЩЕНЦАМ СЧАСТЬЯ НЕ ВИДАТЬ

ЯБЛОЧКО ОТ ЯБЛОНИ НЕДАЛЕКО ПАДАЕТ

ЭТУ РЫБКУ РАНО ЖАРИТЬ, ОНА ЕЩЕ НЕ ПОДРОСЛА

ПОЗОР!

ПОЗОР!

Марго написала еще одну записку: «Жирный распустеха и дура с детским личиком», но изорвала — ей не понравилось, как это звучит. Истерично. Она рассовала записки по местам, где их обязательно должны были заметить, — под дворники, в щели дверок, придавила камнями на столе для пикника. И с колотящимся сердцем поспешила прочь. Сначала она так ужасно вела машину, что, выезжая со стоянки, чуть не задавила собаку. Она решила не соваться на шоссе и поехала проселками, в обход, все время напоминая себе, что нельзя превышать скорость. Ей хотелось дать газу. Рвануть с места. Ей казалось, что она сейчас взорвется и разлетится на мелкие кусочки. Что это было за чувство — ужасное или восхитительное? Она сама не знала. Ей казалось, что якорь обрублен, уже ничто не важно и она легкая, как травинка.

Но она все же добралась до Кинкардина. Переоделась, сняла парик и стерла макияж. Одежду и парик сунула в мусорную урну у супермаркета, мимоходом подумав: «Какая жалость». Вернула фургон в прокатную контору. Хотелось зайти в бар при гостинице и выпить, но Марго боялась после этого садиться за руль. И еще она боялась слететь с катушек, если какой-нибудь мужчина подойдет к ней в баре и что-нибудь скажет, все равно что, хоть «Жаркий денек сегодня». Она боялась, что завизжит и вцепится когтями ему в лицо.