Друг моей юности - [35]

— Я уже замужем, — раздраженно ответила Антуанетта. — Я бы оформила развод, но не знаю, где мой муж.

Она быстро изгладила раздражение из голоса, так что последние слова прозвучали мягко — видимо, чтобы успокоить мисс Доби:

— Может быть, со временем.

— Так вот, значит, зачем ты ездила в Канаду, — сказала мисс Доби.

Вошла Джуди, неся бокалы. У нее заметно дрожали руки, так что вино ей явно нельзя было доверять. Антуанетта высвободила бутылку, в которую вцепилась мисс Доби, и посмотрела бокал на свет.

— Джуди, принеси, пожалуйста, салфетку, — велела Антуанетта. — Или посудное полотенце. Только, смотри, чистое!

— Мой муж Джек, — Хейзел решительно вмешалась в разговор, обратившись к мисс Доби, — мой муж, Джек Кертис, был военным летчиком. Он навещал вас во время войны.

Мисс Доби все отлично расслышала:

— С какой стати ваш муж меня навещал?

— Он тогда не был моим мужем. Он был совсем молодой. Он ваш кузен. Из Канады. Джек Кертис. Кертис. Но к вам, наверно, много разных родственников приезжало за все эти годы.

— К нам никто никогда не приезжал. Мы слишком далеко от проторенной дороги, — твердо сказала мисс Доби. — Я жила дома с матушкой и батюшкой, потом только с матушкой, а потом одна. Я перестала разводить овец и устроилась на работу в городе. Я работала на почте.

— Это правда, она работала на почте, — глубокомысленно подтвердила Антуанетта, раздавая бокалы с вином.

— Но я сроду не жила в городе, — продолжала мисс Доби со скрытой, мстительной гордостью. — Нет, я каждый день ездила туда, всю дорогу отсюда дотуда, на мотоцикле.

— Джек рассказывал про ваш мотоцикл, — сказала Хейзел, пытаясь разговорить старуху.

— Тогда я жила в старом доме. Теперь там живут ужасные люди.

Мисс Доби подняла стакан, чтобы ей долили вина.

— Джек брал ваш мотоцикл покататься, — сказала Хейзел. — И ездил с вами на рыбалку, а когда вы чистили рыбу, собаки сжирали рыбьи головы.

— Фу, — сказала Антуанетта.

— Я только рада, что я его отсюда не вижу, — продолжала мисс Доби.

— Это она про дом, — объяснила Антуанетта, как бы извиняясь. — В нем живет невенчанная пара. Они отремонтировали дом, но они друг с другом не женаты.

И, словно одно естественно вытекало из другого, она обратилась к Джуди:

— Как поживает Таня?

— Хорошо поживает, — ответила Джуди. Джуди не пила вина. Она приподняла тарелку с кексом и поставила на место. — Она теперь ходит в приготовительную школу.

— Она ездит на автобусе, — сказала мисс Доби. — Автобус приезжает и забирает ее прямо от двери.

— Очень мило, — отозвалась Антуанетта.

— И обратно привозит, — продолжала мисс Доби с большим чувством. — Привозит обратно, прямо к дому.

— Джек рассказывал, что у вас был пес, который ел овсянку, — не сдавалась Хейзел. — И еще однажды он позаимствовал у вас туфли. Джек, то есть, позаимствовал. Мой муж.

Мисс Доби словно бы некоторое время размышляла над этим. Потом сказала:

— Таня рыжая.

— У нее волосы матери, — ответила Антуанетта. — И глаза карие, тоже от матери. Она вылитая Джуди.

— Она незаконная, — сказала мисс Доби, будто отметая прочь несущественную шелуху. — Но Джуди ее правильно воспитывает. Джуди хорошая работница. Я рада, что у них есть крыша над головой. Попадаются-то всегда невинные.

Хейзел думала, что эти слова будут для Джуди последней каплей — что она вскочит, убежит на кухню. Вместо этого она, кажется, пришла к какому-то решению. Она встала и принялась раскладывать по тарелкам кекс. С ее лица, шеи и груди в вырезе вечернего платья не сходил пунцовый румянец. Кожа горела, словно от ударов. Джуди наклонялась с тарелкой к каждой из женщин по очереди, и лицо у нее было совершенно детское, полное ярости, горечи, ненависти — лицо ребенка, изо всех сил сдерживающего рвущийся наружу вой.

Мисс Доби обратилась к Хейзел:

— Вы умеете декламировать?

Хейзел не сразу поняла, что значит «декламировать». И ответила, что не умеет.

— Я могу продекламировать, если желаете, — сказала мисс Доби.

Она поставила пустой стакан, приосанилась и сдвинула ступни вместе:

— Простите, что я не встаю.

Она заговорила — поначалу натужно, запинаясь, но вскоре в голосе появилось упорство, и ритм захватил ее. Ее шотландский акцент усилился. Кажется, для нее главным было не читать с выражением, передавая смысл, а усилием марафонца отбарабанить все в правильном порядке — слово за словом, строчку за строчкой, строфу за строфой. От натуги ее лицо еще больше потемнело. Но все же она читала не без выражения; не так, как Хейзел помнилось по школе, где их мучили тупой зубрежкой «для развития памяти». Это, скорее, напоминало выступление крупного ученого на школьном концерте: нечто вроде добровольного прилюдного акта мученичества, в котором каждое ударение, каждый жест предопределены и отрепетированы.

Постепенно Хейзел начала разбирать слова. Какая-то ерунда про эльфов, эльфы украли какого-то юношу, а девушка по имени Прекрасная Дженет его полюбила. Прекрасная Дженет дерзила собственному отцу, заворачивалась в зеленый плащ и бежала на свидание с возлюбленным. Потом, кажется, наступил Хеллоуин, и в глухую ночь мимо Дженет проехала кавалькада эльфов. Отнюдь не воздушных созданьиц, а злобных, враждебных человеку существ; проезжая в ночи, они подняли ужасный лязг и звон.