Дрожь - [17]

Глава 7

— Ну что, ты их видишь? — спросила Хоулт.

Джимми светил фонариком в окно. Хоулт стояла рядом. Фотографии все так же валялись на полу. Коробка из-под сигар лежала в углу, куда Джимми ее и швырнул. Он посмотрел на главное здание, в котором больше никто не жил после последнего землетрясения. Фундамент раскололся, крыша покосилась. Одно из окон на кухне было разбито. Жалкое зрелище.

Окружающие дома избежали разрушительного воздействия землетрясения, но выглядели при этом не менее плачевно и заброшенно: краска облупилась, газоны заросли одуванчиками. Доктор Гейдж был семейным врачом, работавшим на гонорарной основе, и очень сожалел, что в свое время не получил узкой специализации, сулившей более внушительные заработки. Гейдж представлял собой типичного неудачника с широкими взглядами и полным отсутствием деловых качеств. Он полагал, что большой участок в Анахайме с коттеджем и бассейном поднимет его статус и станет неплохим вложением капитала. Агент по недвижимости уверил его, что лучше этого места и не сыскать. Агент лгал. Джимми помнил постоянные туманы и полицейские самолеты, рассекавшие воздух практически каждую ночь. Свет их прожекторов отражался от водной глади ухоженного бассейна.

— Это они, Джимми?

Хоулт в принципе не имела права входить сюда. Джимми вполне мог попросить ее уйти, и она была бы вынуждена это сделать. Однако они уже здесь. Ничего не изменишь.

— Джонатан — мой брат. Я не хочу доставлять ему неприятности.

— Я же сказала, мне просто нужно узнать, откуда фотографии.

На самом деле Джимми волновался вовсе не о брате, а об Оливии. Он сказал Джейн, что прошлой ночью находился здесь один, но теперь понимал — малыми жертвами не обойдешься. Хоулт активно взялась за дело. Он себе даже представить не мог, как отреагирует Джонатан, если узнает, что он был тут вместе с его женой.

— Ты можешь не входить, — сказала Хоулт. — Тогда тебя это не коснется.

Джимми вспомнил о многочисленных письмах, в которых его обвиняли в желании нажиться на совершенных убийствах и грозили расправой.

— Черт, Джимми, ты же обещал помочь мне!

Джимми поразила резкость, с которой Джейн произнесла эту фразу. Она всегда гордилась своей сдержанностью и самоконтролем, а теперь стояла, тяжело дыша, и щеки ее пылали.

— Сядь и успокойся, Джейн. Снимки никуда не убегут.

Джейн не шелохнулась. Утро было теплым, но с океана надвигались темные тучи, закрывавшие солнце. Ветер становился прохладнее с каждой минутой.

— Ты винишь себя? — спросила Хоулт.

— Я читал тот же отчет, что и ты: Яйцо — мистификация. Выдумка. Ложь.

— Мы с тобой оба не верим в это.

— Нет, я не виню себя. — Качели скрипнули, когда Хоулт села рядом с Джимми. Он снова почувствовал запах ее духов. Она была не в его вкусе, ему не нравились такие женщины, он знал это. Их сближали только шесть трупов, однако между ними все же росло притяжение. — И тебя я тоже не виню.

— Филипп Киннесон был убит по дороге домой из «Парадиза», гей-бара на побережье, — тихо заговорила Хоулт. — Случилось это в понедельник ночью, в баре шла трансляция футбольного матча, был специальный фуршет, напитки. Киннесон являлся завсегдатаем местечка. Бармен заметил, что Филипп любил возвращаться домой в одиночестве, прогуливаться по пляжу, хотя его и предупреждали, что это опасно, что по ночам там бродят скинхеды. Но Киннесон все равно ходил по пляжу по ночам. Говорил, что такие прогулки хорошо освежают голову. — Джейн повернулась к Джимми. — Я там уже всех опросила, проделала большую работу…

— Знаю.

— Отец Филиппа Киннесона звонил мне каждую неделю и спрашивал, как продвигается расследование. Потом каждый месяц. Он очень пожилой человек. И теряет надежду. Сначала я боялась его звонков, а теперь мне страшно, что он перестанет звонить, умрет или… махнет на меня рукой.

— Он и мне звонил.

— Ты мне не говорил.

Джимми пожалел, что сказал.

— Я не знаю, фальшивка ли письмо Яйца, просто думаю об этих шестерых убитых людях. Вот и все.

— И я тоже, — ответила Хоулт. — Я даже не знаю, почему так… зациклилась на этом деле. Я справлялась с делами намного сложнее, более жестокими и зверскими. Специалист из ФБР сказал, что это преступление абсолютно не похоже на убийство, совершенное маньяком. Ни сексуального подтекста, ни расчленения, ни издевательств — просто выстрел. Один-единственный выстрел.

— Разнесший полчерепа. Твой агент ФБР — полный кретин.

Все жертвы Яйца были убиты выстрелом из револьвера тридцать восьмого калибра. Обычно от него не оставалось таких огромных дыр, но убийца пользовался разрывными пулями, которые не просто проделывали отверстие в голове, а взрывались, попадая в цель. Результат такого выстрела впечатлял и ужасал одновременно.

Хоулт медленно раскачивалась.

— А ты никогда не задумывался, почему ни одна из жертв перед убийством не приняла защитной позы? Выстрел производился с близкого расстояния, но ни один из убитых не поднял руку, не уклонился, будто даже не вздрогнул. Лоренс Сакс сказал, что Филипп Киннесон словно спал на пляже, когда он его увидел. Вид у него был на удивление умиротворенный.

Ларри Сакс был местным бродягой, некогда работавшим машинистом. Его пузо могло сравниться размером с пивной бочкой. Тем утром он с таким вниманием прислушивался к своему переносному металлическому датчику, что сначала даже не заметил трупа Киннесона. Он уже завершал свою прогулку по берегу и намеревался позавтракать в какой-нибудь забегаловке. Он медленно шел с наушниками в ушах, и датчик болтался из стороны в сторону. Пару лет назад он нашел у скал золотой звонок из школы в Айове. А в то утро обнаружил Филиппа Киннесона.