Древний Рим — история и повседневность - [24]
Ограничивая право проведения воды в частные дома, власти стремились сохранить значение и престиж уличного водоразбора. Его вода, как мы видели, обеспечивалась в первую очередь и потому стояла иерархически выше, чем вода частная или даже "именем Цезаря". Она считалась непосредственным общинным достоянием, и для пользования ею тоже нужно было именное разрешение сенатора — смотрителя водопроводов. То была, другими словами, вода не для прохожих и случайных людей, а только для своих. С тем же восприятием воды как общинного достояния связано отношение в Риме к ее продаже. Такая продажа существовала — это прямо явствует из источников[111], но из того, насколько редкими и беглыми являются упоминания о ней, явствует и другое: что она играла в Риме несравненно меньшую роль, чем, скажем, в Греции[112]. Показательно, что по мере подачи воды в частные дома относительный удельный вес уличного водоразбора сокращался, но в абсолютных цифрах он неизменно продолжал расти[113]. Пережиточно, генетически, общинное мышление продолжало жить, и одно из доказательств тому — последняя из отмеченных выше особенностей римского водоснабжения: упорное нежелание римлян ограничивать в своих городах и домах свободное течение воды.
Выше мы упоминали о том, что в глубокой древности римляне видели в источниках и реках либо богов, либо их обиталища. В классическую эпоху, то есть при поздней республике и ранней империи, это представление продолжало жить отчасти в виде искреннего убеждения, отчасти как дань народной традиции или как миф, сплетшийся с поэтическим образом. "Белы твои, о Клитумн, стада, постоянно омыты // Влагой священной твоей", — обращался Вергилий к притоку Тибра[114]. Вряд ли можно свести к поэтическому вымыслу ту речь, с которой во время битвы с Ганнибалом обращался к реке Требии римский полководец Сципион[115].
Богами, однако, были не только источники и реки сами по себе. Водопроводы, уличные фонтаны и колонки также имели свой культ, как и питавшие их родники[116]. Ежегодно 13 октября отмечался праздник Фонтаналий, посвященный главному богу источников Фонту — в этот день в его честь украшали цветами равно и родники и колодцы[117]. Не исключено поэтому, что и рельефные изображения, неизменно украшавшие уличные колодцы, имели если не сакральный характер, то сакральное происхождение. В одном из своих стихотворений Стаций славит нимф, которые "в Лации и на семи Рима холмах обитают", но которые в то же время "полнят волною своей" течение Тибра, живут в водах Анио и Марция и "сжатые камня громадой, по аркам высоким стремятся"[118].
Если в стихах Стация стирается грань между нимфами, живущими на холмах и в реках Лация, и теми, что населяют его водопроводы, то Проперций прямо включает в число священных источников наряду с Тибурном и Клитумном также и Марциев водопровод[119]. В специально отстроенных и питавшихся водопроводной водой нимфеях, заполнявших Рим и города империи, совершались обряды, связанные с культом местных источников[120].
Единый строй восприятия охватывал, таким образом, не только естественные водоемы, но соединял в общем сакральном представлении источники, реки, водопроводы, колодцы, фонтаны, уличные колонки. Водопровод, по-видимому, воспринимался как простое продление источника, а водоразборная колонка или уличный фонтан — как один из его выходов. Отсюда — та изоляция распределительных линий каждого водопровода от других, которая отмечалась выше как одна из трудно понимаемых особенностей римского водоснабжения.
48а, б; 49. Водопроводные трубы из Помпей
50. Схема водораспределительного устройства в головном сооружении римского водопровода
51. Водоразборная камера в Немаусе
Сакральное отношение к текущей воде — родниковой, речной или водопроводной — отражало характерное для замкнутой маленькой древней общины обожествление именно местной природы. Храмы, строившиеся по берегам рек и источников, были посвящены genii loci и возводились местными общинами[121]; в Риме древнейший алтарь Фонта находился рядом с основанным Анком Марцием храмом Януса и храмом царя Нумы на Яникуле, то есть на границе, замыкавшей некогда владения римской общины. Соответственно, по мере отмирания общинной экономики, общинной системы институтов и общинной идеологии исчезало сакральное отношение к текущей воде, появлялись плотины, ирригационные сооружения, краны, в источниках, хотя и с некоторыми ограничениями, стало разрешено купаться. Но, как видим, водопровод никогда не превращался до конца в инженерно-техническое сооружение. И при расцвете империи он продолжал оставаться для ее граждан током живой воды, имеющим свое начало, свое духовное бытие, свое лицо. Уличные линии водопровода были разновидностями русла, своеобразной дельтой, проточи которой, пусть заключенные в трубы и скрытые в земле, тем не менее оставались протоками, лишь доносившими все ту же местную, живую воду до улиц и домов. Смешивать их между собой в единой безликой "водораспределительной сети" было бы противоестественно и кощунственно
