Древние империи Центральной Азии. Скифы и гунны в мировой истории - [144]
Возможно, пристрастие Лю Цзуна к дамам из его гарема можно было бы сделать не таким вопиющим в глазах общества, если бы помимо развлечений со своими наложницами он продолжал проявлять активный интерес к общественным делам. Но, к несчастью для страны, он проводил в гареме все больше и больше времени, а однажды не появлялся на глаза министрам своего двора в течение ста дней. Таким образом, все государственные дела оказались полностью в руках придворных и чиновников, которые в отсутствие сильного лидера разделились на мелкие фракции, которые постоянно интриговали и грызлись между собой.
Неудивительно, что при таком положении дел гунны начали сдавать позиции. Коренные китайцы смогли укрепить свое положение на юге, а со стороны гуннов не предпринималось никаких попыток вторгнуться в этот регион. В северо-восточной части Китая одному или двум китайским военачальникам удалось набрать новую армию и захватить ряд стратегических пунктов. Один из принцев прежней императорской фамилии был провозглашен императором (он считается четвертым императором династии Цзинь), и после короткой, но блестяще проведенной кампании он смог обеспечить себе контроль на значительной части Северо-Западного Китая. Вскоре после этого он сделал своей столицей древний исторический город Чанъань (служивший столицей династии Ранняя Хань) и воссоздал там административную систему, которую надеялся рано или поздно распространить на всей территории Поднебесной империи.
Не менее опасным для империи гуннов был тот факт, что в Южной Монголии и вдоль всего крайнего севера Китая грозные кочевники сяньби под предводительством клана Тоба упорно наращивали свою силу и влияние, угрожая в скором времени стать доминирующим фактором дальневосточной политики. В довершение этих неприятностей китайцы (то есть династия Цзинь) и клан Тоба на тот момент поддерживали самые дружественные отношения – в значительной степени благодаря их общей ненависти к гуннам. В 315 г. император Цзинь в надежде побудить Тоба напасть на гуннов пожаловал вождю Тоба титул «царь Дай».
Даже случайному наблюдателю очевидно, что империя гуннов оказалась перед лицом критической ситуации. Если бы все зависело только от бездельника Лю Цзуна, империя быстро развалилась бы на части. Но гуннские войска были еще целы, и ими командовали способные военачальники, поднявшиеся к власти в период царствования прозорливого отца императора. Около 316 г. некоторые из этих военачальников начали брать дело в свои руки.
Бывшему бандиту Ши Лэ, который отвечал за большую часть гуннских войск, находившихся в Северном Китае, удалось победить китайского военачальника, который был главной опорой императора Цзинь в этом регионе. Еще большая слава выпала на долю волосатого альбиноса Лю Яо, отвечавшего за гуннские войска в Северо-Западном Китае, в обязанности которого входило проведение кампании против нового императора Цзинь и захват его новой столицы, города Чанъань. Лю Яо уже сделал несколько безуспешных попыток захватить этот город, но в 316 г., сделав выводы из своих ошибок, он смог окружить Чанъань со всех сторон и лишить оборонявшихся китайцев поступления продовольствия и подкреплений. В скором времени все жители города оказались на грани голода. Злополучный император, оценив масштаб страданий, решил немедленно сдаться, чтобы положить конец подступавшему голоду.
В этот момент один из главных китайских военачальников из осажденного Чанъаня решил сделать смелый шаг в погоне за славой и фортуной. Зная, что его хозяин в любом случае намерен сдаться, этот военачальник тайно отправил своего сына в лагерь гуннов с предложением, что он, военачальник, позаботится о том, чтобы император сдался, если получит от гуннского двора соответствующую награду. Главнокомандующий гуннов Лю Яо, видимо, почуял подвох, потому что он мгновенно снес посланцу голову и воскликнул: «Долг каждого военачальника – поступать честно и праведно. За все пятнадцать лет, что я командую армией, я ни разу не унизился до того, чтобы побеждать за счет предательства, не сделаю этого и в этот раз. Передайте военачальнику, чтобы он дрался до последнего вздоха, потому что, если я схвачу его, он заплатит жизнью за попытку предательства».
Благородные слова. Но если посмотреть на записи о Лю Яо в других обстоятельствах, то окажется, что его уверенность в собственной праведности скорее поза.
Он прекрасно знал, что осажденные китайцы едва стоят на ногах, но предпочел прославиться, взяв китайскую столицу силой своего оружия, чем если бы позже все стали считать, что китайский император пал жертвой предательства. Так или иначе, но Лю Яо немедленно возобновил атаку, и вскоре после этого император, чувствуя, что дальнейшее промедление бесполезно, переоделся в простую одежду, которую надевали преступники, следовавшие на казнь, сел в маленькую повозку, которой правил сам, а его главные министры оделись как кули. В таком виде несчастный правитель выехал из городских ворот и направился в лагерь гуннов.
Вскоре после этого Лю Яо и его войска с триумфом вошли в город. Лю Яо сдержал свое слово, и китайский военачальник, пытавшийся вступить в предательские переговоры, был казнен, а с императором и его верными министрами обошлись уважительно. По крайней мере, на тот момент. Дальнейшая судьба этого императора оказалась очень похожей на судьбу его предшественника. После того, как его перевезли в столицу гуннов, ему были оказаны демонстративные почести, присвоен титул маркиза и должность камергера гуннского двора. Однако через год или два, когда он оказался центром китайских интриг, император был казнен.
“Последнему поколению иностранных журналистов в СССР повезло больше предшественников, — пишет Дэвид Ремник в книге “Могила Ленина” (1993 г.). — Мы стали свидетелями триумфальных событий в веке, полном трагедий. Более того, мы могли описывать эти события, говорить с их участниками, знаменитыми и рядовыми, почти не боясь ненароком испортить кому-то жизнь”. Так Ремник вспоминает о времени, проведенном в Советском Союзе и России в 1988–1991 гг. в качестве московского корреспондента The Washington Post. В книге, посвященной краху огромной империи и насыщенной разнообразными документальными свидетельствами, он прежде всего всматривается в людей и создает живые портреты участников переломных событий — консерваторов, защитников режима и борцов с ним, диссидентов, либералов, демократических активистов.
Книга посвящена деятельности императора Николая II в канун и в ходе событий Февральской революции 1917 г. На конкретных примерах дан анализ состояния политической системы Российской империи и русской армии перед Февралем, показан процесс созревания предпосылок переворота, прослеживается реакция царя на захват власти оппозиционными и революционными силами, подробно рассмотрены обстоятельства отречения Николая II от престола и крушения монархической государственности в России.Книга предназначена для специалистов и всех интересующихся политической историей России.
Книга представляет первый опыт комплексного изучения праздников в Элладе и в античных городах Северного Причерноморья в VI-I вв. до н. э. Работа построена на изучении литературных и эпиграфических источников, к ней широко привлечены памятники материальной культуры, в первую очередь произведения изобразительного искусства. Автор описывает основные праздники Ольвии, Херсонеса, Пантикапея и некоторых боспорских городов, выявляет генетическое сходство этих праздников со многими торжествами в Элладе, впервые обобщает разнообразные свидетельства об участии граждан из городов Северного Причерноморья в крупнейших праздниках Аполлона в Милете, Дельфах и на острове Делосе, а также в Панафинеях и Элевсинских мистериях.Книга снабжена большим количеством иллюстраций; она написана для историков, археологов, музейных работников, студентов и всех интересующихся античной историей и культурой.
В книгу выдающегося русского ученого с мировым именем, врача, общественного деятеля, публициста, писателя, участника русско-японской, Великой (Первой мировой) войн, члена Особой комиссии при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России по расследованию злодеяний большевиков Н. В. Краинского (1869-1951) вошли его воспоминания, основанные на дневниковых записях. Лишь однажды изданная в Белграде (без указания года), книга уже давно стала библиографической редкостью.Это одно из самых правдивых и объективных описаний трагического отрывка истории России (1917-1920).Кроме того, в «Приложение» вошли статьи, которые имеют и остросовременное звучание.
Эта книга — не учебник. Здесь нет подробного описания устройства разных двигателей. Здесь рассказано лишь о принципах, на которых основана работа двигателей, о том, что связывает между собой разные типы двигателей, и о том, что их отличает. В этой книге говорится о двигателях-«старичках», которые, сыграв свою роль, уже покинули или покидают сцену, о двигателях-«юнцах» и о двигателях-«младенцах», то есть о тех, которые лишь недавно завоевали право на жизнь, и о тех, кто переживает свой «детский возраст», готовясь занять прочное место в технике завтрашнего дня.Для многих из вас это будет первая книга о двигателях.
Жан-Кристоф Рюфен, писатель, врач, дипломат, член Французской академии, в настоящей книге вспоминает, как он ходил паломником к мощам апостола Иакова в испанский город Сантьяго-де-Компостела. Рюфен прошел пешком более восьмисот километров через Страну Басков, вдоль морского побережья по провинции Кантабрия, миновал поля и горы Астурии и Галисии. В своих путевых заметках он рассказывает, что видел и пережил за долгие недели пути: здесь и описания природы, и уличные сценки, и характеристики спутников автора, и философские размышления.
Балерина в прошлом, а в дальнейшем журналист и балетный критик, Джули Кавана написала великолепную, исчерпывающую биографию Рудольфа Нуреева на основе огромного фактографического, архивного и эпистолярного материала. Она правдиво и одновременно с огромным чувством такта отобразила душу гения на фоне сложнейших поворотов его жизни и борьбы за свое уникальное место в искусстве.
В настоящей книге американский историк, славист и византист Фрэнсис Дворник анализирует события, происходившие в Центральной и Восточной Европе в X–XI вв., когда формировались национальные интересы живших на этих территориях славянских племен. Родившаяся в языческом Риме и с готовностью принятая Римом христианским идея создания в Центральной Европе сильного славянского государства, сравнимого с Германией, оказалась необычно живучей. Ее пытались воплотить Пясты, Пржемыслиды, Люксембурга, Анжуйцы, Ягеллоны и уже в XVII в.
Павел Дмитриевич Брянцев несколько лет преподавал историю в одном из средних учебных заведений и заметил, с каким вниманием ученики слушают объяснения тех отделов русской истории, которые касаются Литвы и ее отношений к Польше и России. Ввиду интереса к этой теме и отсутствия необходимых источников Брянцев решил сам написать историю Литовского государства. Занимался он этим сочинением семь лет: пересмотрел множество источников и пособий, выбрал из них только самые главные и существенные события и соединил их в одну общую картину истории Литовского государства.