Древние греки. От возвышения Афин в эпоху греко-персидских войн до македонского завоевания - [128]
Древнегреческая философия имеет к современному миру скорее косвенное, чем прямое отношение. Аналогии, прослеживающиеся между представлениями древних греков и современной научной мыслью, не свидетельствуют о наличии прямой взаимосвязи. Когда люди начинают мыслить научно, для ответов, которые они дают, бывает характерна определенная доля сходства. Но Платон оказал огромное влияние на современников Галилея, и исследователи, занимающиеся описательной наукой, многим обязаны Аристотелю. Разработанные древними греками концепции, связанные с моралью и политикой, в некоторой степени удивляют нас, будучи довольно чужеродными. Дело не столько в том, что теории, созданные в эпоху классики, разрабатывались в городе, сколько в процессе распада и в том, что они не могут быть перенесены на наши гораздо более обширные государства, которыми невозможно управлять напрямую, как это было принято в древности. Гораздо более важно, что эти теории основываются на представлении, согласно которому люди неизбежно рождаются неравными, что делает их неприменимыми даже для самых ярых сторонников равноправия среди современных философов. Они были полностью неприемлемыми для демократических Афин, где были разработаны. Платон не собирался обращаться к народным массам. Во время своего правления Деметрий Фалернский (317–307 до н. э.), ученик Аристотеля и проводник интересов Македонии, не снискал любовь афинян из-за своей вялой попытки претворить в жизнь некоторые идеи своего учителя.
Это еще не все. Не все ценности, сторонниками которых были представители элиты, учившиеся у Платона или Аристотеля, можно считать несущественными, причем как для того времени, так и для нашего собственного. Если бы я долго рассуждал об элементе подавления в теории Платона, мне пришлось бы подчеркнуть несколько важных различий. Они не должны затмевать то, что греческие философы поражают нас своей способностью проникать в суть вещей, не потерявшей ценности и в наши дни. Далеко не на все построения Платона мы можем всецело опираться, но нам еще многое нужно узнать, если мы до конца изучим его аргументы или те, что приводил Аристотель, а в еще большей степени – благодаря предпосылкам, которых они специально не касались.
Опять же все дело не в конкретных ответах, какими бы ценными они ни были, а в том, что вопросы были заданы, причем именно таким образом. Человечество никогда не испытывало нехватку представлений о природе и статусе человеческой души, но эти взгляды были инстинктивными, связанными с религией и мифологией, им было необходимо признание и, возможно, совершение ритуалов, а не рациональные аргументы. По крайней мере в регионе, расположенном к западу от Индии, изучение человеком своих ума и души, а также того, что управляет его поведением, без ссылок на воздействие извне, было чем-то новым. Возможно, более революционным было то, что он стал использовать рациональные аргументы о своем месте в обществе и начал задавать вопросы о том, какое общество следует считать справедливым. На первые вопросы давались поспешные ответы, и, как заявляли критики софистов, деятельность, которую они развернули во второй половине V в. до н. э., вызывала большое беспокойство. Благодаря Сократу и Платону вопросы по вполне понятным причинам стали задаваться на более глубоком и серьезном уровне, последствия чего до сих пор чувствуются в западноевропейском обществе. Преемственность образовалась во многом благодаря Аристотелю. То, что он был признан неоспоримым авторитетом в столь многих областях, привело к необходимому перевороту, но без глубоко чтимого «учителя тех, кто знает» мы не достигли бы столь высокого уровня развития и потратили бы больше времени на нащупывание ответов.
Эти абстрактные вопросы жадно задавали не только профессиональные философы, но и поэты, точнее авторы аттической трагедии. Большинство древнегреческих поэтов в обилии сыпали формулировками общего характера. Вспомним хотя бы слова Симонида о нестабильности человеческой добродетели, подробно обсуждаемые в «Протагоре» Платона, и обобщения, которые Пиндар внезапно вставлял в свои панегирики победителям атлетических состязаний. Афинские трагики V в. до н. э. достигли такого совершенства в сфере абстракции, что состязаться с ними крайне сложно. Это был очень спорный вид искусства, способный в любой момент превратиться в простое состязание в умении подбирать слова, писать речи или чередовать строки. Говорящему недостаточно принимать ситуацию такой, какая она есть, он всегда относится к своему противнику как к воплощению зла или безрассудства. Как правило, слова хора связаны с положением человека в целом, олицетворением которого являются конкретные проблемы главного героя. Тема нередко лежит на поверхности. Так, трагедии Эсхила, включенные в трилогию «Орестея», не только представляют собой прекрасное поэтическое переложение традиционного сюжета, но и посвящены теме кровосмешения. В «Антигоне» Софокла разбирается конфликт между совестью и властью, неписаным законом и приказами царя. Государство, финансировавшее этот высокоинтеллектуальный вид искусства, очень рассчитывало на свободные споры о первостепенных принципах, которые должны вестись не в узких группах посвященных интеллектуалов, а перед публикой, состоящей из простых граждан, посещавших спектакли по своей воле.
