Древние цивилизации. Ближний Восток и Мезоамерика - [122]

В силу этого авторы весьма осторожно подходят к проблеме формирования египетской цивилизации, ограничиваясь самыми общими, часто гипотетичными положениями. Они правильно подчеркивают специфику местной линии развития и, отмечая роль контактов со смежными азиатскими территориями и «диффузии идей», категорически отвергают теорию вторжений и привнесения цивилизации извне. Справедливо отвергается и теория «цивилизации без городов» Дж. Уилсона. Ей противопоставлена реальная картина перехода от «первичной» к многоступенчатой иерархической системе поселений и от изолированных центров — к консолидации и объединению, обусловившим заметные изменения в социальной структуре. При этом они вновь подчеркивают ущербность теории «гидравлического» развития государственности, на сей раз по отношению к древнему Египту. Вместе с тем отмечается роль монументального строительства, в данном случае строительства пирамид, в кооперировании усилий больших человеческих масс, в контроле над ними, выработке новой организационной структуры, распределении прибавочного продукта и, в конечном счете, в формировании самого египетского государства и его институтов. В этой связи авторы заключают, что возникновение монументальной архитектуры почти в каждой зарождающейся цивилизации свидетельствует о существовании общей модели (закономерности) развития контроля государства над рабочей силой. Что же касается кооперирования и центростремительных тенденций, связанных с особенностями и экологии, и форм экономики и социального развития, с ними авторы связывают специфику египетского пути становления цивилизации. Они подчеркивают, что, при аккомодации множества локальных вариаций, развитие здесь никогда не приводило к фрагментарности: с моделью города-государства Месопотамии контрастирует централизованное государство под властью единого фараона с главенством общегосударственного начала во всех областях жизни и беспрецедентной стабильностью и преемственностью управленческих, религиозных, культурных традиции, определивших трехтысячелетнее существование египетского феномена.

И, наконец, индская цивилизация. Территориально крупнейшая из первичных цивилизаций Старого Света. Представленная поразительно яркими памятниками, в том числе городскими центрами, по размерам сравнимыми лишь с Уруком. Цивилизация, безусловно, глубоко своеобразная, но изученная пока крайне неравномерно. Вопрос о собственном пути складывания здесь производящего хозяйства стал проясняться лишь с недавним открытием поселения Мергарх (VI тысячелетие до н. э.) в восточной части Центрального Пакистана. И авторы справедливо отмечают, что они только приступают к выяснению того доисторического фона, на котором происходило зарождение индской цивилизации, одновременно подчеркивая, что «это было явление столь же независимое, как и египетская и месопотамская цивилизации». Глубоко своеобразна и сама модель индской цивилизации, заметно отличная от месопотамской более широким пространственным размахом при заметно больших централизации, политическом и культурном единстве. Со второй половины Ш тысячелетия до н. э. она зиждилась на ирригационном земледелии (пшеница, ячмень, рис) и развитом скотоводстве (крупный и мелкий рогатый скот, лошади, свиньи, может быть, слоны) при особой роли торговли, осуществлявшейся как сухопутными, так и морскими путями (первое в истории портовое сооружение открыто в Лотхае). Характерно распространение индских изделий в Шумере при отсутствии шумерских изделий в индских городах. Отмечается и роль торговых посредников между двумя цивилизациями, прежде всего Бахрейна и Файлаки. Значительное развитие управленческого начала документируется целым комплексом показателей, в том числе первыми известными пока примерами целенаправленного планирования городов, резко отличавшегося от хаотической застройки месопотамских поселений. Безусловна авторитарная централизованная система. Но определение конкретных ее параметров — дело будущего, в значительной мере зависящее от дешифровки индских письменных документов.

Однако и при нынешнем состоянии исследований представляются бесспорными тезисы авторов о собственном пути формирования и глубокой индивидуальности индского феномена. Это в равной мере касается и всех трех рассмотренных цивилизаций Старого Света. Сопоставляя их, авторы подчеркивают то, что мы бы назвали общими закономерностями исторического развития: технический прогресс, развитие производительных сил, рост прибавочного продукта и, как следствие, — производственную специализацию, социальную стратификацию и формирование централизованной экономической и политической системы. Это общее в процессе становления цивилизаций. Авторы совершенно правильно пишут о необходимости равного внимания ко всем факторам процесса — от природных до социальных, о необходимости рассмотрения их в постоянной взаимосвязи.

В полной мере подтверждается данный вывод и материалами Нового Света.

Из Восточного Средиземноморья перенесемся теперь через голубые просторы Атлантики к берегам Нового Света, где задолго до появления каравелл Колумба в Мезоамерике и Андах (Боливия — Перу) возникли и развивались самобытные цивилизации индейцев — ольмеков, науа, майя, сапотеков, аймара и кечуа. К моменту открытия этих земель европейцами в XVI в. здесь жило до 2/3 всего населения континента, хотя по своим размерам обе названные культурно-географические области составляли лишь 6,2 % общей площади Америки.