Древнерусское предхристианство - [30]
Почти все захоронения (на спине, на боку) являлись лежащими, в немногих сидячих погребениях умершие словно «ждали» решения своей участи. Среди древнеевропейских погребений встречаются редкие вертикально закопанные останки. Предположительно, так хоронили жрецов, даже после смерти «предстоящих» в молитве пред небом. На рубеже IX–X веков до н. э. у проторусов сосуществовали захоронения в позе зародыша и прямолежащие останки: представления о «новом рождении во чреве земли» сменяла вера в «пробуждение от загробного сна» и новую жизнь. Начиная с железного века (середина I тысячелетия до н. э.) у них появились захоронения в родовом святилище на холме и одновременно – невысокие намогильные холмики, подобные поминальным курганам.
В ту эпоху жилищами проторусов являлись землянки с очагом: глаголы греть, печь, жарить, варить уподобляли его солнцу (которое грело, пекло, томило жаром и варом). Святилищный общинный костёр являлся храмом светоогненного божества и воспроизводил на земле образ «небесного очага». Семейная печь грела и питала, помогала печься «заботиться (о родных), хранить (тепло и жизнь)». Вероятно, в эти времена возник обряд «согревания, хранения» праха сожжённых в жилище до весеннего погребения. Для этого в стене около печи вырывали тёплую печору «похожую на печь (церковнославянское пещера)» и помещали в неё сосуд с останками. После появления в IX–X веках высоких бревенчатых домов сосуды с прахом сожжённых временно погребали в погребе, под печью, считавшейся, как и у римлян, домашним святилищем. Между жизнью и смертью пролегала зыбкая грань.[173]
Прарусы вели своё происхождение от световидного божества и верили в жизнь «на том свете». Им была чужда идея сансары – вечного переселения души из одного существа в другое. Неясность посмертной судьбы привела к появлению различных похоронных обрядов. Вероятно, все они предварялись сохранившимся до наших дней правилом выносить покойного из дома ногами вперёд, «чтобы он не нашёл обратной дороги». Магическими оберегами в захоронениях являлись зубы и когти лесных «родичей» (медведя, волка, рыси и пр.), украшения в виде зубчатых и острых предметов (гребень, пила, нож, вилы). Непочтительное отношение к «костям» умерших, их выкапывание, выбрасывание из погребальных сосудов и осквернение, издревле считалось кощунством, пакостью; это слово сближалось с наречием опако «навыворот, наоборот, обратно».
В миг расставания души с телом ею могли завладеть как добрые существа-покровители (первым из которых считали медведя), так и злобные духи, вселившиеся в обитателей подземного мира: змей, червей, грызунов… Запретное название змеи с основой *zm- объясняется как «земная, ползающая по земле».[174] Её настоящим именем, вероятно, являлось слово гадъ, значение которого «отвратительный, мерзкий», как и у родственных литовского gída и прусское gidan «стыд, срам», возникло позже, а начальный смысл можно сблизить с греческим ᾅδης «чудовищный ужасный; смерть, могила». Для прарусов гадъ, вероятно, являлся воплощением подземной тьмы – пре-ис-под-ней. Это слово, будто составленное из трёх приставок (корень испод– также звучит, как две слитые приставки), означало пространство, куда не проникает небесный свет, и потому лишённое вида. Змея могла ужалить до смерти и целиком поглотить свою добычу (мышь, лягушку и др.). Видимо, считалось, что ядом она убивала тело, а душу человека поглощала и уносила в чрево земли. Выбраться из такого двойного плена к свету было невозможно. Мысль навсегда быть поглощённым подземным гадом вызывала ужас.
Восходящие к доземледельческим временам представления о душе, навечно заключённой во чреве земном и змеином, сохранились в индуистском образе космического змея Шеши (Śeṣa), чьё имя созвучно с древнерусским шишъ «бес, чёрт»[175] и его производными (шиши́га, шиши́мора, шушера, шиша́ра, ши́кать) – в значении «прогонять нечистую силу». Слово бѣсъ c производными бесноваться, бешеный родственно санскритскому bháyate «боится», литовским baisà «страх» и baisùs «отвратительный, ужасный». Образ змея, поглотителя душ, входил и в западную версию индоевропейского мифа о борьбе небесного громовержца с драконом за обладание скотом, о противоборстве солнечного всадника с подземным гадом ради освобождения душ умерших.[176] В христианской иконографии ему соответствовал образ св. Георгия (Егория Храброго), пронзающего змея.
Цепь перерождений
Первобытное религиозное сознание развивалось в попытках осмыслить телесную смерть. На смену обрядовому погребению в чреве «матери рода» пришли захоронения в виде жертв «сородичам» в природном мире. После кончины душа человека отделялась от тела и начинала новую жизнь. По представлениям охотников и рыболовов, её «проводниками» на небеса могли стать разные, но связанные между собою существа. Люди замечали, что медведь «погребает» в земле недоеденные трупы, затем к ним слетаются птицы и стайки бабочек-душек, в которых переходит душа умершего. Рои диких пчёл часто устраиваются в черепах и скелетах, словно принимая от медведя души их обладателей. Полагали, что дождевой червь-выползень, ящерица или уж, найденные около могилы, помогали душе погребенного воплотиться в новое тело и так «выползти» из-под земли.
Для истории русского права особое значение имеет Псковская Судная грамота – памятник XIV-XV вв., в котором отразились черты раннесредневекового общинного строя и новации, связанные с развитием феодальных отношений. Прямая наследница Русской Правды, впитавшая элементы обычного права, она – благодарнейшее поле для исследования развития восточно-русского права. Грамота могла служить источником для Судебника 1497 г. и повлиять на последующее законодательство допетровской России. Не менее важен I Литовский Статут 1529 г., отразивший эволюцию западнорусского права XIV – начала XVI в.
Гасконе Бамбер. Краткая история династий Китая. / Пер. с англ, под ред. Кия Е. А. — СПб.: Евразия, 2009. — 336 с. Протяженная граница, давние торговые, экономические, политические и культурные связи способствовали тому, что интерес к Китаю со стороны России всегда был высоким. Предлагаемая вниманию читателя книга в доступной и популярной форме рассказывает об основных династиях Китая времен империй. Не углубляясь в детали и тонкости автор повествует о возникновении китайской цивилизации, об основных исторических событиях, приводивших к взлету и падению китайских империй, об участвовавших в этих событиях людях - политических деятелях или простых жителях Поднебесной, о некоторых выдающихся произведениях искусства и литературы. Первая публикация в Великобритании — Jonathan Саре; первая публикация издания в Великобритании этого дополненного издания—Robinson, an imprint of Constable & Robinson Ltd.
Книга посвящена более чем столетней (1750–1870-е) истории региона в центре Индии в период радикальных перемен – от первых контактов европейцев с Нагпурским княжеством до включения его в состав Британской империи. Процесс политико-экономического укрепления пришельцев и внедрения чужеземной культуры рассматривается через категорию материальности. В фокусе исследования хлопок – один из главных сельскохозяйственных продуктов этого района и одновременно важный колониальный товар эпохи промышленной революции.
Спартанцы были уникальным в истории военизированным обществом граждан-воинов и прославились своим чувством долга, готовностью к самопожертвованию и исключительной стойкостью в бою. Их отвага и немногословность сделали их героями бессмертных преданий. В книге, написанной одним из ведущих специалистов по истории Спарты, британским историком Полом Картледжем, показано становление, расцвет и упадок спартанского общества и то огромное влияние, которое спартанцы оказали не только на Античные времена, но и на наше время.
В книге сотрудника Нижегородской архивной службы Б.М. Пудалова, кандидата филологических наук и специалиста по древнерусским рукописям, рассматриваются различные аспекты истории русских земель Среднего Поволжья во второй трети XIII — первой трети XIV в. Автор на основе сравнительно-текстологического анализа сообщений древнерусских летописей и с учетом результатов археологических исследований реконструирует события политической истории Городецко-Нижегородского края, делает выводы об административном статусе и системе управления регионом, а также рассматривает спорные проблемы генеалогии Суздальского княжеского дома, владевшего Нижегородским княжеством в XIV в. Книга адресована научным работникам, преподавателям, архивистам, студентам-историкам и филологам, а также всем интересующимся средневековой историей России и Нижегородского края.
В 403 году до н. э. завершился непродолжительный, но кровавый период истории Древних Афин: войско изгнанников-демократов положило конец правлению «тридцати тиранов». Победители могли насладиться местью, но вместо этого афинские граждане – вероятно, впервые в истории – пришли к решению об амнистии. Враждующие стороны поклялись «не припоминать злосчастья прошлого» – забыть о гражданской войне (stásis) и связанных с ней бесчинствах. Но можно ли окончательно стереть stásis из памяти и перевернуть страницу? Что если сознательный акт политического забвения запускает процесс, аналогичный фрейдовскому вытеснению? Николь Лоро скрупулезно изучает следы этого процесса, привлекая широкий арсенал античных источников и современный аналитический инструментарий.