Древнерусское предхристианство - [120]
В каменной архитектуре ощущение безвесия вызвали и белая, «бесплотная» окраска стен, и высокие, тающие в утреннем мареве или вечернем полумраке храмовые своды, а в позднейшие века – всё более крупные купола, будто висящие в небе. Чувство потери тела во время продолжительных богослужений усиливалось восходящими клубами кадильного дыма и звуками песнопений. Эти духовные воспарения в Средневековье метко называли летасами – полетами ума. Образ взлёта над землёй подчёркивали названия входа в храм. Крыльцо, родственное словам крыло и крыть, иначе именовали паперть «преддверие, передняя», созвучное с папорть «крыло». Слово клирос (от греческого κλῆρος «участок земли») на Руси видоизменили в простонародное крылос, называя так место для поющих, словно закрытое от трапезной крылом ангела.
Светёлка крестьянского дома. Средняя Россия. Середина XX в.
Причелины образуют костровидный образ, в накладной резьбе угловых пилястр воспроизведены знаки «перунов цвет».
Наследие предхристианства в иконописи
На Руси и в Византии существовали сходные художественные традиции, предпочитавшие объему линию и плоскую резьбу. Однако иконное изображение, ограниченное краями доски, плохо сочеталось с пространством древнерусского святилища, раскрытого в беспредельность. Русские по происхождению иконы возникли лишь к концу XI века, на сто лет позднее принятия письменности. К этому времени православие достигло на Руси равновесия между словом, образом и обрядом. Заимствование иконописного искусства сменилось его освоением. Умозрительный образ осмыслялся, становился видимым, мысленный взор предшествовал узору.
Русские изографы благоговейно дополняли иконопись и храмовые украшения древними пламевидными «знаками». Они знаменовали воскресение, святость, «божественное присутствие» и «покровительство».[595]Их обилие в доличной иконописи (поля иконы, «палаты», «горки», облачения святых) объясняется тем, что икону в Средневековье уподобляли особому небесно-земному существу, наделённому божественным духом, и берегли как святыню.
На иконе «Святой Георгий» из новгородского Юрьева монастыря (ок. 1130) золотистые «знаки святости», вписанные друг в друга, усеивают красный плащ святого, словно объятого пламенем мученичества, а косая штриховка «ограждает» его голени. Идеограмма кресильного костра помещена на облачениях архангела Михаила (икона Спасского монастыря в Ярославле, ок. 1300) и архангела Гавриила из деисусного чина кисти Даниила и Андрея Рублева (1408). Процветшие крины в пламевидном кольце и косая решётка осеняют облачения святых на иконе «Святые Борис и Глеб» (втор. пол. XV в.). На иконе «Уверение Фомы» (круг Дионисия, 1500) знаки «божественного присутствия» располагаются на стенах «палат» над фигурами апостолов и вблизи от образа Христа. Узор из таких же знаков образует «священную ограду» вокруг образа Богородицы на иконе «Успение» (ок. 1497). До XV столетия в доличном письме икон и на церковных украшениях встречается множество пламевидных символов. После Раскола они теряют священное значение и со временем превращаются в излюбленные образы светского «русского стиля».
Средневековая иконопись испытывала несомненные предхристианские влияния. На иконе «Огненное восхождение пророка Илии на небо» (XVI в., Псковская школа) библейская огненная колесница, уносящая в вечную жизнь, изображена в снопе «купальского» пламени: святой словно сгорает на священном костре. Вид божественного костра приобретает небесный свод на иконах «Покров», «Успение» и ряде иных. Костровидный сноп неотмирного синего пламени охватывает фигуру Христа, возносящего к небесам душу Богоматери на иконе «Успение Богородицы» (круг Дионисия, кон. XV – нач. XVI вв.).
Образ костра знаменовал мученическое, считавшееся подлинно христианским, исповедание веры и являлся основой нескольких излюбленных на Руси сюжетов. На иконах, украшениях, барельефах владимиросуздальских церквей изображали «Трёх отроков в пещи огненной», неколебимых в вере и потому чудесно хранимых свыше. Иконный образ «Сорок мучеников севастийских» основывался на отрывке из их жития – рассказе о сожженных тираном Лицинием воинах-христианах IV века, чьи кости, брошенные в озеро, «звездами блистали в воде», а души вознеслись в небо. Уже упоминавшийся сюжет с книжным названием «Вознесение Александра Македонского» воспроизводил представления о кресении души в священном костре, восходящие к предхристианству.
Святой Георгий. Икона. Юрьев монастырь. Новгород. Около 1130 года
Костровидные «знаки святости», вписанные друг в друга, усеивают красный плащ святого, словно объятого пламенем мученичества, узор в виде косой решётки «ограждает» его голени.
Архангел Гавриил. Деталь иконы из Праздничного чина. Мастер Даниил, Андрей Рублёв. 1408 год
На красном плаще архангела изображены «знаки святости» в виде «перунова цвета». Двойной «крес» и стилизованный двойной крест в круге знаменуют «поминальную девятину».
Уверение Фомы. Икона. Круг Дионисия. 1500 год
Знаки «божественного присутствия» располагаются на стенах палат – над фигурами апостолов и вблизи от образа Христа.
Книга в трёх частях, написанная Д. П. Бутурлиным, военно-историческим писателем, участником Отечественной войны 1812 года, с 1842 года директором Императорской публичной библиотеки, с 1848 года председатель Особого комитета для надзора за печатью, не потеряла своего значения до наших дней. Обладая умением разбираться в историческом материале, автор на основании редких и ценных архивных источников, написал труд, посвященный одному из самых драматических этапов истории России – Смутному времени в России с 1584 по 1610 год.
В книге приводятся свидетельства очевидца переговоров, происходивших в 1995 году в американском городе Дейтоне и положивших конец гражданской войне в Боснии и Герцеговине и первому этапу югославского кризиса (1991−2001). Заключенный в Дейтоне мир стал важным рубежом для сербов, хорватов и бошняков (боснийских мусульман), для постюгославских государств, всего балканского региона, Европы и мира в целом. Книга является ценным источником для понимания позиции руководства СРЮ/Сербии в тот период и сложных процессов, повлиявших на складывание новой системы международной безопасности.
Эта книга обращена ко всем гражданам Русского мира, интересующимся его дальнейшей судьбой. Сохранится ли он или рассыплется под действием энтропии – зависит не столько от благих пожеланий, энергии патриотизма и даже инстинкта самосохранения, сколько от степени осознания происходящего. А оно невозможно без исторической памяти, незапятнанной маловерием и проклятиями. Тот, кто ищет ответы на классические вопросы русской интеллигенции, найдёт в этой книге духовную пищу. Юным идеалистам она принесёт ниточку Ариадны, которая свяжет их с прошлым.
В настоящей монографии представлен ряд очерков, связанных общей идеей культурной диффузии ранних форм земледелия и животноводства, социальной организации и идеологии. Книга основана на обширных этнографических, археологических, фольклорных и лингвистических материалах. Используются также данные молекулярной генетики и палеоантропологии. Теоретическая позиция автора и способы его рассуждений весьма оригинальны, а изложение отличается живостью, прямотой и доходчивостью. Книга будет интересна как специалистам – антропологам, этнологам, историкам, фольклористам и лингвистам, так и широкому кругу читателей, интересующихся древнейшим прошлым человечества и культурой бесписьменных, безгосударственных обществ.
В сборнике собраны статьи польских и российских историков, отражающие различные аспекты польского присутствия в Сибири в конце XIX – первой четверти XX вв. Авторами подведены итоги исследований по данной проблематике, оценены их дальнейшие перспективы и представлены новые наработки ученых. Книга адресована историкам, преподавателям, студентам, краеведам и всем, интересующимся историей России и Польши. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Говоря о своеобразии Эфиопии на Африканском континенте, историки часто повторяют эпитеты «единственная» и «последняя». К началу XX века Эфиопия была единственной и последней христианской страной в Африке, почти единственной (наряду с Либерией, находившейся фактически под протекторатом США, и Египтом, оккупированным Англией) и последней не колонизированной страной Африки; последней из африканских империй; единственной африканской страной (кроме арабских), сохранившей своеобразное национальное письмо, в том числе системы записи музыки, а также цифры; единственной в Африке страной господства крупного феодального землевладения и т. д. В чем причина такого яркого исторического своеобразия? Ученые в разных странах мира, с одной стороны, и национальная эфиопская интеллигенция — с другой, ищут ответа на этот вопрос, анализируя отдельные факты, периоды и всю систему эфиопской истории.