Древнее зеркало - [22]

Прогуливаясь с Хойцзы по мосту через Хао{68}, Чжуанцзы сказал:

– Пескари привольно резвятся, в этом их радость!

– Ты же не рыба, – возразил Хойцзы. – Откуда тебе знать, в чем ее радость?

– Ты же не я, – возразил ему Чжуанцзы. – Откуда тебе знать, что я знаю, а чего не знаю.

– Я не ты, – продолжал спорить Хойцзы, – и, конечно, не ведаю, что ты знаешь, а чего не знаешь. Но ты-то не рыба и не можешь знать, в чем ее радость.

– Дозволь вернуться к началу, – сказал Чжуанцзы. – «Откуда тебе знать, в чем ее радость?» – спросил ты, я ответил, и ты узнал то, что знал я. Я же это узнал, гуляя над Хао.

Глава восемнадцатая

ВЫСШЕЕ НАСЛАЖДЕНИЕ

…Подходя к Чу, Чжуанцзы наткнулся на голый череп, побелевший, но еще сохранивший форму. Чжуанцзы ударил по черепу хлыстом и обратился к нему с вопросом:

– Довела ли тебя до этого, учитель, безрассудная жажда жизни или секира на плахе, когда служил побежденному царству? Довели ли тебя до этого недобрые дела, опозорившие отца и мать, жену и детей, или муки голода и холода? Довели ли тебя до этого многие годы жизни? – Закончив свою речь, Чжуанцзы лег спать, положив под голову череп.

В полночь череп привиделся ему во сне и молвил:

– Ты болтал, будто софист. В твоих словах – бремя мучений живого человека. После смерти его нет. Хочешь ли выслушать мертвого?

– Хочу, – ответил Чжуанцзы.

– Для мертвого, – сказал череп, – нет ни царя наверху, ни слуг внизу, нет для него и смены времен года. Спокойно следует он за годовыми циклами неба и земли. Такого счастья нет даже у царя, обращенного лицом к югу.

Не поверив ему, Чжуанцзы сказал:

– А хочешь, я велю Ведающему Судьбами возродить тебя к жизни, отдать тебе плоть и кровь, вернуть отца и мать, жену и детей, соседей и друзей?

Череп вгляделся в него, сурово нахмурился и ответил:

– Разве захочу сменить царственное счастье на человеческие муки!..

Глава девятнадцатая

ПОНИМАЮЩИЙ СУЩНОСТЬ ЖИЗНИ

…Цзи Синцзы{69} тренировал бойцового петуха для царя. Через десять дней царь спросил:

– Готов ли петух?

– Еще нет. Пока самонадеян, попусту кичится. Через десять дней царь снова задал тот же вопрос.

– Пока нет. Бросается на каждую тень, откликается на каждый звук. Через десять дней царь снова задал тот же вопрос.

– Пока нет. Взгляд еще полон ненависти, сила бьет через край. Через десять дней царь снова задал тот же вопрос.

– Почти готов. Не встревожится, пусть даже услышит другого петуха. Взгляни на него – будто вырезан из дерева. Полнота его свойств совершенна. На его вызов не посмеет откликнуться ни один петух – повернется и сбежит.

Глава двадцать седьмая

ПРИТЧИ

Из десяти речей девять – притчи, из десяти семь – речи серьезные, но всегда новые – речи за вином, вторящие естественному началу.

Из десяти речей девять – притчи. Ими пользуюсь как посторонним примером. Ведь родной отец не бывает сватом собственных детей. Лучше, если хвалит не родной отец! Если в них что не так, то не моя вина, а кого-то другого. Я соглашаюсь с тем, что едино со мной, я возражаю на то, что со мной не едино. Единое с собой называю правдой, не единое – ложью. Из десяти речей семь – речи серьезные. Это те, что уже были высказаны, это речи старцев. Но если первый по возрасту не знает, что есть основа, а что уток, что есть корень, а что лишь верхушки, то из-за одного только возраста не назову его первым. Человек, который не имеет ничего, что ставило бы его впереди других, не обладает дао человека. А кто не обладает дао человека, тот ненужный человек.

Речи за вином – всегда новые, вторящие естественному началу{70}. Следуй их свободному течению и проживешь до конца свой жизненный срок.

ГУЛЯКА И ВОЛШЕБНИК

Танские новеллы

Переводы И. Соколовой и О. Фишман

Стихи в переводе Веры Марковой

Ван Ду

ДРЕВНЕЕ ЗЕРКАЛО

Жил во времена династии Суй некий Хоу Шэн, уроженец Фэнъиня, муж достоинств необыкновенных. Я, Ван Ду, всегда воздавал ему почести, достойные учителя и наставника.

Незадолго до смерти преподнес он мне старинное зеркало.

– Храните его – и вы избавите людей от многих напастей, – сказал он.

Я принял подарок и дорожил им необычайно. Зеркало это было восьми цуней{71} в поперечнике. Ручка его имела вид лежащего единорога. Вокруг ручки на исподней стороне зеркала были изображены: черепаха, дракон, феникс и тигр, согласно четырем странам света. Ниже их шли кругом восемь триграмм{72}, еще ниже – двенадцать созвездий{73} в образе животных. По самому ободу зеркала вились двадцать четыре знака. Написаны они были как будто почерком ли{74}, начертания их хорошо сохранились, но в книгах таких знаков не сыщешь. Как разъяснил мне Хоу Шэн, они означали двадцать четыре времени года{75}. Стоило подержать зеркало на солнечном свету, как изображения на исподней его стороне проступали совершенно отчетливо. И даже если потом это зеркало помещали в темноту или тень, таинственные знаки не исчезали. Стоило ударить по зеркалу, как раздавался мерный, протяжный звон и потом не затихал целый день. О, это было удивительное зеркало! Один его вид наводил на мысль о его необыкновенных свойствах, словно оно само говорило о своей сверхъестественной природе.

– Некогда довелось мне услышать, – часто говаривал Хоу Шэн, – что Хуан-ди