Древнее сказание - [14]

Самбор, лицо которого недавно еще весело смеялось, услышав обращенные к нему слова Виша, побледнел как холст. Беспокойным взором он окинул всех сидящих на скамье, заметил, с каким любопытством Смерда следил за каждым его движением, и упал на колени.

— Эх, отец, господин мой, — вскричал он, — за что же ты меня хочешь отдать в плен, в тяжелую неволю?

— Какая неволя? — заметил Смерда. — Ты будешь воином. У князя лучше, чем здесь, а если понравишься князю, кто знает, что из тебя выйдет?

Виш гладил Самбора рукой по голове.

— Один должен идти за всех, — сказал Виш, — твоя очередь, Самбор.

Старуха Яга, стоявшая около Виша, заломила руки от отчаяния; хотя Самбор не был ее сыном, но он воспитывался у них, и они любили его, как родного сына…

Другие парни, испуганные словами Виша, отошли в сторону; веселый смех умолк. Смерда положил свою широкую руку на плечо Самбору, как бы желая взять его в свою собственность.

— Ну, пойдешь с нами, — сказал он.

Самбор поднял глаза на Виша, не зная, что ему делать, что отвечать Смерде. Виш посмотрел на него; глаза старика высказали ему что-то такое, что только они вдвоем поняли. Самбор успокоился и встал, он молчал, он явно был огорчен своею судьбою, но не жаловался на нее.

Если бы кто-нибудь вздумал вслушаться в звуки, раздавшиеся внутри хижины после того, как Яга вышла из избы, — тот наверное догадался бы, что все женщины оплакивали несчастного Самбора. Ни одна из них, однако, не посмела рыдать вслух, чтобы чужие не узнали женских голосов и не догадались, что девушки скрывались от них. Яга подала ужин Смерде и прибывшим с ним княжеским слугам, которые, высушив до дна все кувшины с пивом и медом, по приглашению хозяина отправились в большой сарай, где уже было приготовлено сено для ночлега. Тут же стояли и лошади немца. Хенго пользовался теперь полною свободою; о нем теперь и не думали. Несмотря на это, он не уходил, он ночевал вместе с Гердою при своих лошадях.

Виш и Самбор остались одни на дворе. Молодой человек хотел что-то сказать своему хозяину, но Виш дал ему знак рукою, чтобы он молчал и следовал за ним. Они вышли через ворота и остановились на берегу реки. Старик сел и долго думал о чем-то, не говоря ни слова. Месяц отражал свой бледный образ в реке. Соловьи пели.

— Не плачь, Самбор, и не унывай, — начал Виш, — никто не может знать вперед, какая участь назначена ему судьбою. Они захотели взять одного из вас, но я и без этого намеревался послать кого-нибудь, потому что мне и нашим это необходимо.

— За что же меня ты высылаешь из дома? — едва слышно спросил Самбор.

— Потому, что ты умнее других, — пояснил Виш. — Потому, что у тебя есть и язык, и глаза, ты любишь нас больше других, да и я полагаюсь на тебя и люблю тебя. Хотя ты мне чужой, но я считаю тебя своим сыном. Я послал бы одного из моих сыновей, но они оба земледельцы и работники, притом охотники и умеют ходить за пчелами; а ты любишь пение, но умеешь думать…

Старик остановился, прислушиваясь к вечерней песне лесов и реки, а затем продолжал, понизив голос:

— Помни, Самбор, я посылаю тебя не на гибель, а потому что так необходимо. У нас приготовляются важные дела, князь хочет водить нас за нос, сделать нас своими рабами и постричь нас в немцы… Он в постоянных сношениях с немцами… Все это становится нам невтерпеж. Мы ничего не знаем, что они там делают, и можем внезапно превратиться в рабов. Ты иди к ним, смотри в оба, слушай, внимай всему. Мы должны знать все, что у них происходит. За этим-то я тебя и посылаю. Рот закрой, а глаза держи открытыми; кланяйся и прислуживай; а о нас никогда не забывай. Иногда придет кто-нибудь из наших, ты ему и расскажешь обо всем, что услышишь и увидишь. Пора уж, пора; одно из двух: или Лешки нас спутают, или мы их сотрем с лица земли. А пока… цыц!

Старик закрыл рот пальцами. Самбор подошел к нему и обнял его колени.

— Ах, — сказал он, — тяжело оставлять вас и идти к чужим. Я надеялся и жить, и умереть в твоем доме…

— Не на вечные же времена идешь ты к ним, — прервал его Виш. — Когда настанет удобное время, я извещу тебя, и ты вернешься. Многому ты там научишься, многое увидишь, узнаешь; они перед тобою не будут скрываться. На Купалу, на Коляду отпустят тебя домой, а до княжеского столба не очень далеко!

Виш провел рукою по волосам Самбора. Несмотря, однако ж, на обещания и утешения старика, молодому парню казалось, что большой камень придавливает его.

— Отец мой, — шептал он, — все, что прикажешь, я исполню. Но здесь у вас я был на свободе, а там ждет меня неволя и угрозы. Здесь перед тобой все мы твои дети, у них — рабы. Горек хлеб, который дают в неволе.

Виш точно не хотел слушать этих жалоб; он не ответил на них ни слова.

— Смотри и учись, — повторил он, — запомни все. Нам приготовляют там неволю; если теперь мы не подумаем о себе, после нам придется горько плакать. А кто из нас знает, что жарится и варится в их волчьей яме? Ни один кмит не имеет там своего человека. Я и посылаю князю твои глаза вместо своих. Князь — ужасный зверь, но он любит поклоны, ну, и кланяйся, попадешь в милость у него, а тогда перед тобою уже не будут скрываться. Они с пьяна, — а пьют они много, — выскажут все: пиво развязывает язык.