Древнеанглийская поэзия - [9]

духом он исстрадался,

дом вспоминая счастливый,

другие годы.

Горе тому, кто роком

обречен на мученье

в разлученье с любимыми.

ВУЛЬФ И ЭАДВАКЕР [104]

Жертвой, поживой

дружине моей он будет,

примут ли ратники

безрадостного пришельца?[105]

Врознь наши судьбы.

Вульфу на том острову,

а вот я нам этом;

5

тот неприступен остров,

топями окруженный,

мужи кровожадные,

дружина островная,

примут ли ратники

безрадостного пришельца?

Врознь наши судьбы.

Вульфа я призывала,

истосковалась в надежде,

10

когда лила я слезы

дождливыми днями,

когда обнимал меня

муж-воитель, –[106]

то было мне счастьем

и печалью было.

Вульф, мой Вульф,

по тебе изнывая,

плоть моя ослабла

в разлуке с тобою,

15

хуже голода горе

гложет душу.

Эй, слышь, Эадвакер,

этого пащенка

Вульф утащит в чащу…[107]

………

Вот и разорвется,

что не связано было, –

наша песня.

МОРЕСТРАННИК [108]

Быль пропеть

я о себе могу,[109]

повестить о скитаньях

как на пути многодневном

не раз безвременье,

нередко в сердце

горе горькое

и не невзгоды всякие

5

знал в челне я,

многих скорбей обители,

качку морскую,

и как ночами

я стол, бессонный,

на носу корабельном,

когда несло нас на скалы:

холод прокалывал

ознобом ноги,

ледяными оковами

10

мороз оковывал,

и не раз стенало

горе в сердце горючее,

голод грыз утробу

в море души измученной, –

того не может на суше

человек изведать,

живущий благополучно,

что я, злосчастливый,

плавая по студеному

15

морю зимою,

как муж-изгнанник,

вдали от соотчичей

….

льдом одетый,

градом избитый,

ни единого звука,

лишь студеных валов я слышал

гул в непогоду, –

изгою одна отрада:

20

клики лебедя,

крик баклана,

стон поморника –

не смех в застолье,

пенье чайки –

не медопитье;

бури бились о скалы,

прибою вторила

крачка морознокрылая,

и орлан роснокрылый

25

клекотал непрестанно.[110]

Но никто же из друзей-сородичей

сердце невеселое

не в силах утешить:

умом постичь не может

муж многосчастливый,

гордый, горя

в городе не изведавший,

добродоблестный,

что же понуждает

30

горемыку изнемогшего

в море скитаться:

мгла все гуще,

пурга с полуночи,

земь промерзает,

зерна ледяные

пали на пашню,

но и теперь мой разум

душу побуждает

продолжить единоборство

35

с валами солеными

среди далеких потоков,

взывает сердце

во всякое время

к душе, спешила бы

путешественница по водам[111]

до земель иноплеменных

в заморских странах,

ибо нет под небом

столь знатного человека,

40

столь тороватого

и отважного смолоду,

в деле столь доблестного,

государем столь обласканного,

чтобы он никогда не думал

о дальней морской дороге,

о пути, что уготован

всевластителем человеку:

ни арфа его не радует,

ни награды в застолье,

45

ни утехи с женой,

ни земное веселье

и ни что другое,

но непогоды, бури

жаждет душой он,

путешествующий по водам:

рощи цветами покрылись,

стал наряден город,

поля зеленые,

земля воспряла,

50

и все это в сердце

мужа, сильного духом,

вселяет желание

вплавь пуститься

к землям дальним

по стезе соленой;

вот кукушка тоскующим

в кущах голосом,

лета придверница,

тревожит песней

55

грудь-сокровищницу, –[112]

праздный того не знает,

человеку этому неизвестно,

что изведали многие

на стезях нездешних,

в землях чужих изгнанники;

грудь-ларец покидая,

дух мой воспрянул,

сердце мое несется

по весеннему морю

60

над вотчиной китовой,[113]

улетая далеко

к земным границам,

и ко мне возвращается

голодное, неутоленное

из полета одинокого

сердце, и манит

в море выйти

на пути китовые;[114]

ведь только господним

65

я дорожу блаженством,

а не жизнью мертвой,

здесь преходящей, –

ведь я не надеюсь,

что на земле сей благо

продлится вечно;

из трех единое

когда-нибудь да случится,

пока человеческий

век не кончится:

70

хворь или старость,

и сталь вражья

жизнь у обреченного

без жалости отнимут;

пускай же каждый

взыскует посмертной,

лучше славы –

хвалы живущих,

какую при жизни

заслужить он может

75

победной битвой

с недругом злобесным,

подвигом в споре

с преисподним диаволом,

чтобы потомки

о том помнили

и слава отныне

жила бы в ангелах

о нем бессмертная,

среди несметной

80

дружины блаженных.[115]

Уже не стало

на земле величья:

ушли всевластные;

кесари ныне,

кольцедарители,

не те державцы,

что жили допрежде,

особы сильные,

в усобицах необоримые,

85

владетели пределов

добродетельные и правые.

Рать погибла,

радость минула,

прозябают слабейшие

вожди в обители мира,

хлопочут без пользы;

пала слава,

роды благородные

хиреют, старятся,

90

как и всякий смертный

в мире срединном:

слаб он и бледен,

одолели годы,

плачет седовласый,

в земле покоятся

прежние его соратники,

дети высокоблагородных;

мужа мертвое

не может тело

95

вкусить веселья,

ни сесть, ни двинуться,

ни почувствовать боли,

ни опечалиться сердцем.

Знатной казною,

златом устелил бы

брат могилу братнюю,

сокровища несметные

с ним захоронил бы, –

не много в том проку:

100

душе, в прошедшем

грешившей немало,

не в золоте спасение

от грозы господней,

не в казней земной,

что она скопила.[116]

Божья гроза настанет,

земь перевернется;

господь укрепил

исподы мира,

105

основал поверхность

и твердь небесную;

дурень, кто владычного не страшится, –

придет к нему смерть нежданная;

блажен, кто в жизни кроток, –

стяжает милость Божью.[117]

СКИТАЛЕЦ [118]

Кто одинок в печали,

тот чаще мечтает

о помочи господней,

когда на тропе далекой,

на морской, незнакомой

с тоскою в сердце

он меряет взмахами

море ледяное,

5

одинокий изгнанник,

и знает: судьба всесильна.[119]

(Так говорил скиталец