Драйзер. Русский дневник - [113]

. Он сказал, что сейчас для него наступили трудные времена, нет денег даже на покупку красок. «Мы здесь не нужны», – сказал он.

Мне кажется, что его картины – местные пейзажи, старая крепость под Одессой, откуда взята большая часть керамики и камней, представленных на выставке, – просто очаровательны. Мне понравились его чувство цвета, его небеса. И вместе с тем – как убого он выглядел со своими длинными всклокоченными волосами, падающими из-под старой меховой шапки на тонкое желтое лицо и длинный потертый черный халат. «Появляется новая форма искусства, – продолжал он, – никто не интересуется старым искусством или вообще искусством. Мы, художники, просто выживаем».

Еще один холодный, туманный день. Вернувшись в отель, мы хотели выпить чаю, чтобы согреться, но горничная строго заявила, что кипятка до шести не будет. По телефону мы узнали, что пришла польская виза, так что сегодня можно ехать. Поезд отправлялся в 5:40 вечера; на этом же поезде Р. К. могла бы доехать со мной до станции, на которой можно сделать пересадку на Москву. Derutra договорилась, что ее сотрудники встретят меня на границе, в Шепетовке, а затем на польской границе и, наконец, в Варшаве. Получалось, что теперь, когда поездка заканчивалась, мы наконец-то нашли эффективно работающую организацию, которая, впрочем, выставила немалый счет за свои услуги, я пришел домой в отличном настроении: наконец-то я скоро перейду – да что там, буквально переползу через границу. «Я лучше умру в Соединенных Штатах, чем буду жить здесь», – сказал я Р. К. Она не возражала, очевидно, посчитав мой случай безнадежным (к этому времени в ее обороне уже были пробиты довольно значительные бреши. Она сказала, что цель моей миссии в Россию – вернуть ее на родину). Впервые в поездке у меня дважды сошелся пасьянс. «Вот видишь, – радостно сказала Р. К., – тебе привалила удача». В пять часов пришел сотрудник Derutra и отвез нас на станцию. Провожать нас приехал менеджер компании. Вагон был не самый удачный, половину его занимали купе, а другая половина представляла собой жесткие места, на которых не было даже электричества, только свечи. Derutra дала понять маленькому и глуповатому на вид проводнику, что я – очень важная персона, что мне нужно «персональное обслуживание», и он вился вокруг, глупо поглядывая на нас своими хитрыми глазками и постоянно переспрашивая, не желаем ли мы чего-нибудь. А мы поняли, чего желал он; эти люди думают, что мы сделаны из денег. Он принес нам чай в белом кофейнике, и Р. К. сказала, что всякий русский высоко оценил бы этот отличный кипяток. Я достал кекс, хлебные палочки, лимон и сыр, и у нас получился праздник. Когда поезд тронулся, было уже совсем темно, и мерцающая свеча наполнила наше купе мягкими тенями. При этом наш неряшливый проводник ежеминутно открывал дверь, просовывал голову внутрь и спрашивал, не желаем ли мы чего-нибудь и не застелить ли нам кровати (он боялся, что господин найдет постельные принадлежности очень грубыми). Мы по крайней мере раз пять сказали ему, что пока постель нам не нужна.

Когда постель мне наконец понадобилась, проводника уже было не найти. Прямо перед нашим вагоном находился вагон международного класса, направлявшийся в Москву. Р. К. решила в пять утра перейти в него и доплатить за место, а не покупать новый билет на станции. Но наш проводник настаивал на том, что «мягкий» столь же хорош и что он сам купит билет на станции. Мы легли, но покоя нам не было. Каждые несколько минут эта маленькая крыска царапала дверь: не решила ли госпожа, как она поедет – мягким или международным? Да, она твердо решила ехать международным. Он считает, что это ошибка. Так когда она будет пересаживаться? Не ранее, чем мы доедем до станции, где поезд будет разделяться, ответила она. Наконец, мы уснули, но рано утром проснулись и стали смотреть на заснеженный мир и на замерзшие леса за окном, я сказал, что это все же лучше, чем сырой холод юга. Мы поговорили о музее греческих древностей, в котором были накануне, и о непреходящем совершенстве греческой цивилизации, пока еще непревзойденной, о греках как торговцах на побережье Черного моря. Наша маленькая крыска снова начала скрестись в дверь. Не желает ли госпожа перейти в международный вагон прямо сейчас? Нет, она не желает. Она подождет, пока мы доберемся до станции пересадки. Он явно слишком много выпил. Его глаза стали еще более блеклыми и заспанными. Едва мы задремали, снова царапанье в дверь. Не желает ли госпожа перейти прямо сейчас, он готов ей помочь. А сколько, спросила она, нам осталось до этой станции? Полтора часа. Вот это время она и подождет. Но через полчаса он пришел снова… Свеча у нас давно догорела, в купе было совсем темно. Р. К. решила пересаживаться, потому что пока она этого не сделает, покоя не будет. Не доверяя пьяному проводнику, я пошел вместе с ней. С багажом в руках мы пересекли опасное место между двумя вагонами. В международном вагоне ярко сияли электрические огни, было чисто и тепло. Как жаль, что эту ночь мы не смогли провести здесь! Мы попрощались, и я вернулся к себе. Через несколько минут в дверь снова постучали. Я подумал, что это снова тот дурак, но за дверью раздался голос Р. К. я открыл. Она объяснила, что проводник только что сказал ей, что он должен на следующей станции забрать постель, потому что он взял ее в международном вагоне, я сказал ему, чтобы он взял постель, вышел отсюда и оставил меня в покое. Р. К. добавила, чтобы он не приходил снова, что я хочу спать. Если бы она не пришла и не объяснила все это мне, я бы, наверное, убил проводника, когда он в очередной раз пришел и попытался забрать эти постельные принадлежности. Она посидела со мной еще некоторое время, пока снова не пришел проводник и не объявил, что мы приближаемся к пересадочной станции. Мы снова попрощались…