Драматическая миссия - [14]

Переводчик стоял навытяжку, словно отдавал рапорт, и со стороны никак нельзя было подумать, что он произносит обличительные слова. И переводчик и князь хорошо знали, что ни баронесса, ни присутствующие здесь иностранные офицеры не понимают по-русски. А то, что арестованный солдат может понять их разговор, им и в голову не приходило.

— Во всех лагерях, — продолжал переводчик, и голос его звучал все решительнее, — солдаты раздражены распределением подарков. Но они молчат. А у этого человека, видно, расшатаны нервы, вот он и потерял контроль над собой. Наши господа офицеры объявили его бунтарем, хотят подвести под расстрел.

— Ваши офицеры, кадет, пока они здесь, — беззубые львы.

— Так точно, ваша светлость, но они хотят воспользоваться вашими зубами. В Венгрии нет нигилистов. В нашей монархии об этих людях знают только из русских романов, ваша светлость.

— Вот как?! — удивленно воскликнул князь, пристально глядя на переводчика. — Да и у нас в России нигилисты давно перевелись. Но появились новые бунтари, намного опаснее. Что ж, может, вы и правы. Спросите-ка у господина полковника, известно ли ему имя человека, за которым, как он говорит, вот уже несколько месяцев ведется надзор?

Услышав вопрос, полковник закусил губу, пожевал, помямлил и сказал, что сразу не может припомнить. Но тут же добавил:

— Пусть гвардии капитан, если это его интересует, спросит сам у обвиняемого.

Кадет быстро перевел слова Летаи. Островский смерил полковника презрительным взглядом и четко проговорил, обращаясь к переводчику:

— Итак, политические мотивы обвинения отпадают. Солдатом двигали чисто материальные причины. Правда, нам известно, что недовольство экономического характера со временем может перерасти в политическое, но… — князь прервал свою речь и, молодцевато повернувшись к баронессе, сказал:

— Переведите, кадет… Я выслушал просьбу господина полковника и считаю, что нет основании для моего вмешательства. Происходящее в наших лагерях военнопленных мы по возможности… рассматриваем как личное дело самих военнопленных, — по губам князя скользнула лукавая усмешка, он метнул взгляд на датского капитана: — Надеюсь, Красный Крест воочию убедился, какими широкими правами пользуются у нас военнопленные.

Еще не улеглась снежная пыль, взметенная княжеской тройкой, а перед Тибором распахнулись ворота офицерского лагеря: он мог беспрепятственно вернуться к себе в барак.

Он брел к солдатскому лагерю через большой заснеженный пустырь, раздумывая над тем, что произошло. Вот, значит, как бывает на свете… Еще совсем подавно «их благородия» кичились своей честностью и порядочностью. И вот они уже не гнушаются открытым воровством, беспардонной ложью. Идут на прямой сговор с противником, лишь бы сохранить свои привилегии! С тех пор как началась война, каждый день срывает с них благочестивые маски. Еще немного — и они предстанут перед народом во всей своей безобразной наготе! Война оказалась хорошим учителем социализма!

Мороз крепчал, усиливался ветер, он пробирал до костей, но Тибор в своей потрепанной шинелишке не чувствовал холода. Пурга намела огромные сугробы, завалила двор. Тянулась бесконечная сибирская зима, вторая зима для Тибора…

Прогремел выстрел. Это солдат-охранник, стоявший на посту в бревенчатой сторожевой башне, подстрелил ворону. Птица камнем упала в снег неподалеку от Тибора. Охранник высунулся из башни и крикнул по-русски:

— Эй, пленный! Возьми, отнесешь на кухню. Жилистая малость, но какой ни на есть, а навар будет…

Тибор направился к кухне, но, взглянув в темное окошко, подумал, что повара, видно, уже легли, не стал их будить и засунул птицу за дверную ручку: утром найдут.

Он вошел в барак и удивленный остановился на пороге. Вместо обычного раскатистого храпа его встретила полнейшая тишина. Никто не спал. Люди понуро стояли между топчанами, склонив головы, словно в немой молитве.

— Чего вам не спится? — громко спросил Тибор.

Услышав его голос, солдаты бросились к нему. Казалось, ветер радости пролетел по бараку.

— И он еще спрашивает!..

— Вот разбойник! А мы уже молились за упокой души твоей!..

— Нам сказали, что офицеры отдали тебя на расправу русским за то, что ты высказал правду… А недавно раздался выстрел… Ну и здорово же, что ты вырвался от них, братишка!..

Они возбужденно хлопали Тибора по плечам, по спине, заставляя снова и снова со всеми подробностями рассказывать о происшедшем.

— Сорвалось, значит, у господ офицеров. Так им и надо, мерзавцам!..

— А ты, парень, молодчина!

В каждом жесте, в каждом слове сквозила гордость, что и среди них нашелся человек, не побоявшийся постоять за правду!

— Спать, спать, — сказал ласково Тибор. — Или забыли — завтра ни свет ни заря снова на каторжную работу?..

Солдаты послушно разбрелись по своим местам.

— Переполошил всех! Давно спать пора, а тут, видишь… — легонько толкнув Тибора в бок, шепотом сказал бородач и лукаво ему улыбнулся.

Тибор быстро разделся и лег. Давно так радостно не было на душе: и долг свой выполнил, и к товарищам вернулся. Устроившись поудобнее, он блаженно погрузился в сладкий глубокий сон.

Его разбудили за час до подъема. Лагерное начальство отдало приказ — срочно, пока все спят, перевести Тибора в другой лагерь.