Драконы моря - [20]

Когда Орм состарился и рассказывал обо всём, что выпало на его долю, он говорил, что эта история длилась долго, а рассказывается коротко, ибо один день сменял другой и наконец время для них остановилось. Правда, были приметы, которые подтверждали, что время идёт, и одной из таких примет была его борода. Сделавшись рабом, он оказался самым молодым среди всех и единственным безбородым. Но спустя долгое время борода начала расти, и она была более рыжей, чем волосы на голове. Со временем она отросла настолько, что касалась рукоятки его весла, и ему приходилось пригибаться с каждым взмахом, дабы нечаянно не задеть её.

Второй приметой было то, что постепенно возрастала его мощь. Он был уже довольно силён, когда его приковали к скамье, поскольку привык сидеть на вёслах на корабле Крока. Но рабу приходится тяжелее, чем свободному человеку, поэтому гребля на галере была для него настолько мучительным испытанием, что первые несколько недель он был болен и у него кружилась голова. Он видел людей, надорвавших себе грудь, они изрыгали кровавую пену, падали навзничь со скамьи, корчась от боли, и умирали, а их тела выбрасывали за борт. Но он знал, что у него нет выбора: либо он будет грести, подобно своим товарищам по несчастью, даже если это приведёт его к смерти, либо на его спину падут удары бича надсмотрщика. Он выбрал первое, ибо однажды он почувствовал удар бича и понял, что если он почувствует его вновь, то безумное бешенство овладеет им, и тогда его ждёт неминуемая смерть.

Итак, он грёб из последних сил, даже когда ему застилало мраком глаза, а спина и руки горели как в огне. Но спустя несколько недель он заметил, что перестал сознавать свою усталость. Возросла его мощь, и отныне ему приходилось заботиться, чтобы весло, которое теперь стало лёгкой палкой в его руках, не треснуло от слишком сильного рывка, так как за сломанное весло раб получал несколько жгучих ударов бича. Длительный срок рабства у калифа на галерах он провёл за веслом, расположенным на левом борту судна, поэтому он был повёрнут к нему правой стороной, а вся тяжесть рывка при гребле приходилась на левую руку. С тех пор он всегда держал свой меч и подобное оружие левой рукой, хотя копья продолжал метать правой. Та мощь, которую он добыл столь нелёгким трудом, превышала силу обычных людей и не покидала его вплоть до глубокой старости.

Но была и третья примета, напоминающая, что проходит время, пока он трудится на галерах. Он неожиданно поймал себя на том, что начинает понимать кое-что из чужого языка, на котором говорили все вокруг него; сперва это были только отдельные слова, но постепенно он научился понимать всё больше и больше. Некоторые рабы были родом из далёких стран, расположенных на юге и востоке, и переговаривались на наречии, похожем на тявканье собак, которое никто, кроме них, не понимал. Другие невольники были из христианских стран, лежащих на севере, и говорили на языке тех мест. Но многие рабы были из Андалузии, и их приковали к вёслам за то, что они были морскими разбойниками, бунтовщиками, или за то, что они досаждали калифу мятежными речами о боге и пророках. Эти люди, как и их владельцы, говорили по-арабски. Надсмотрщик с бичом также изъяснялся на этом языке, а так как самое разумное для раба — это пытаться понять, что от него хочет этот человек, то надзиратель превратился для Орма в хорошего учителя языка, хотя он и не прилагал к этому никаких усилий.

Этот язык было очень трудно понять, но ещё тяжелее было на нём говорить, поскольку там были такие звуки, которые исходили из самых глубин горла и не походили ни на что, кроме как на рёв быков или кваканье лягушек. Орм и его товарищи не переставали удивляться, что чужеземцы сознательно причиняют себе такие неудобства, издавая столь сложные звуки, вместо того чтобы говорить просто и естественно, как это делают у них на севере. Тем не менее Орм быстрее других освоил язык, отчасти потому, что он был моложе остальных, но отчасти и потому, что он ребёнком всегда охотно произносил сложные и ещё неведомые ему слова, которые он слышал в старых песнях, будучи даже ещё не в состоянии понять, что они означают.

Итак, Орм был первым, кто начал понимать, что именно говорилось вокруг них, и первым, кто мог сказать пару слов в ответ. Поэтому он стал толмачом для своих напарников, и поэтому приказания передавались через него. Ему удалось многое узнать от тех рабов, которые говорили по-арабски. Благодаря этому к нему стали относиться как к предводителю норманнов, хотя он и был самым молодым среди них, так как ни Крок, ни Токи не смогли запомнить ни одного слова из этого странного языка.

Много позже Орм часто говорил, что после хорошей удачи, силы и умения владеть оружием нет ничего более полезного для человека, который попал к чужеземцам, чем способность усваивать их наречие.

На корабле находилось пятьдесят воинов и семьдесят два раба, на которых приходилось восемнадцать пар вёсел. Сидя на скамьях вплотную друг к другу, они часто перешёптывались о том, как бы им освободиться от цепей, обезоружить людей и добыть себе свободу. Но цепи были крепкими, а рабы находились под пристальным надзором охраны, которая появлялась, как только корабль вставал на якорь. Даже когда они вступали в сражение с вражескими кораблями, назначалось несколько воинов, которые должны были следить за ними и убивать всякого, кто выказывал какие-либо признаки беспокойства. Когда их доставили на берег в одной из военных гаваней калифа, они были заперты в домах для рабов, где они находились под строгим наблюдением, и им не позволялось даже собираться вместе до тех пор, пока корабль не был готов к отплытию. Казалось, им не оставалось ничего, кроме как сидеть на вёслах, пока в их телах ещё теплится жизнь, и ждать, когда вражеский корабль одержит победу над их хозяевами и отпустит рабов на свободу. Но у калифа было много кораблей, и каждый раз они превышали числом противника, поэтому едва ли на это можно было рассчитывать. Тех рабов, кто показывал свой строптивый нрав или во всеуслышание проклинал своих хозяев, засекали до смерти либо выбрасывали за борт живыми. Если же провинившийся был сильным гребцом, его лишь кастрировали и вновь сажали за вёсла. И хотя рабы никогда не допускались к женщинам, это считалось самым тяжёлым наказанием.