«Дракон» Евгения Шварца - Победа над солнцем - [4]

ЭПИЗОД ТРЕТИЙ: СИМВОЛЫ И МАГИЧЕСКИЕ ПРЕДМЕТЫ

ШАРЛЕМАНЬ: Садитесь, друг мой. Я люблю странников. Это оттого, вероятно, что я всю жизнь прожил, не выезжая из города. Откуда вы пришли?

ЛАНЦЕЛОТ: С юга.

Евгений Шварц, «Дракон»

..И тогда повеет ветер странный,

И прольётся с юга страшный свет:

Это млечный путь расцвёл нежданно

Садом ослепительных планет.

Предо мной предстанет, мне неведом

Путник, скрыв своё лицо, но всё пойму,

Видя льва, стремящегося следом,

И орла, летящего к нему.

Николай Гумилёв. «Память».

Тема «магических предметов», совершенно естественная и органичная для волшебной сказки, неизбежно проблематизируется в сказке литературной, и тем более — в аллегории.

Ланцелоту вручаются четыре магических предмета. Это ковёр-самолёт, шапка-невидимка, меч с копьём, и, наконец, некий музыкальный инструмент.

Прежде всего, отметим, что четыре предмета образуют замкнутую систему, состоящую из двух двойных оппозиций. В данном случае это оппозиция «верха-вертикали» и «низа-горизонтали» (шапка — ковёр), а также оппозиция «меч-лира» (она же «пушки-музы»). При этом, эти оппозиции сами содержат в себе оппозиции, скрытые в магических предметах-оскюморонах.

Начнём с ковра. Ковёр — это то, что лежит под ногами, символ поверхности, «твёрдой почвы». Летающий ковёр — это, как сказали бы Стругацкие, «массаракш», «мир вверх ногами»[7]. С другой стороны, таким же (только зеркально перевёрнутым) оксюмороном является и «шапка-невидимка». Шапка, покрывающая голову — это первончально «венец», одна из самых сакральных частей одежды. Она обозначает социальный статус человека, в буквальном смысле делает его видимым, заметным. Таким образом, шапка-невидимка, делающая своего обладателя незримым — это своего рода нонсенс[8].

Однако, образы ковра-самолёта и шапки-невидимки имеют ещё и специфическое «российско-советское» значение. Ковёр-самолёт — это, помимо всего прочего, символ «отрыва от почвы», «беспочвенности», то есть космополитизма.

Конечно, Ланцелот — космополит по своей природе[9]. Однако, и его охватывает почвеннический соблазн: он ищет помощи у горожан, но её не получает. «Хождение в народ» оказывается в лучшем случае тщетной потерей времени. Народ безнадёжен, и диссиденты, преподносящие Ланцелоту ковёр, тем самым явно дают ему понять: для победы над Драконом требуется радикальное расставание с почвой, отрыв от неё.

Разумеется, отрыв вовсе не означает полной потери ориентации и болтания в пустоте. Советская власть была права, когда понимала «космополитизм» как синоним стремления в совершенно определённую сторону на Запад, в Европу или в Соединённые Штаты. Таким образом, предлагаемый национальный нигилизм наполняется положительным содержанием, а именно идейным западничеством.

Символический смысл второго подарка — шапки-невидимки — тоже очевиден. Отрыва от почвы мало: необходима конспирация. Не следует поддерживать связи с народом, но и власть (то есть Дракон) ни в коем случае не должна видеть своего врага. Разумеется, идею «конспирации» следует понимать предельно широко, но главной темой здесь является асоциальность. Борец с «совком» не может и не должен участвовать в порождаемых им структурах, во всяком случае всерьёз. По сути дела, в этом заключена вся солженицынская программа «Жить не по лжи». К этому же сводились все формы подсоветского эскапизма.

Надо ещё отметить, что сама пара «горизонтальное — вертикальное» может быть прочитана как «национальное — социальное». Над горизонтально-почвенным «единством народа» возвышается «социальная пирамида». Соответственно, «ковёр-самолёт» и «шапка-невидимка» есть символы неучастия в национальной и социальной жизни.

Следует подчеркнуть, что, в отличие от имеющего некоторое «позитивное наполнение» космополитизма-западничества, эскапизм его не имеет. Речь идёт о чисто деструктивной практике.

Третий подарок — меч и копьё — совершенно очевиден. Речь идёт о готовности к насилию, к вооружённой, если понадобится, борьбе. (Впрочем, как мы увидим ниже, с этими символами далеко не всё так просто.)

Разумеется, готовность к вооружённой борьбе ни в коей мере не относится к подсоветской интеллигенции и тем более к советскому народу. Здесь мы видим смену фактического адресата. Если первые два дара символизировали желаемые свойства «внутреннего врага», то третий и четвёртый предназначались, скорее, внешним силам, желающим уничтожить Дракона (то есть «Свободному миру»). Меч и копьё, таким образом, символизируют нацеленные на Москву американские ракеты, чисто внешнюю силу, угрожающую советскому дракону.

Самым последним и самым таинственным даром является самоиграющий музыкальный инструмент. Он кажется совершенно ненужным, и не играет почти никакой роли в действии. Однако же, у него есть и фольклорный прототип, и вполне известный исторический аналог.

Фольклорный прототип узнаётся без труда. Это «гусли-самогуды», волшебный инструмент русских народных сказок. В некоторых сказках он известен тем, что под него «ноги сами впляс идут». Обычно это его свойство используется положительным персонажем для победы над противником — как правило, в ситуации плена: уже пойманный и связанный герой просит у своего противника (какого-нибудь «чудища-юдища») всего лишь поиграть на гусельках. После чего всё войско «чуда-юда» во главе с самим монстром вынуждено в буквальном смысле плясать под музыку главного героя, пока не капитулирует.