Дракон должен умереть. Книга III - [41]

Он методично просматривал том за томом, день клонился к закату — Генри втайне радовался успеху. День клонился к закату — значит, он уже прошел, этот день. Первый. Из многих. Прошел. И ничего страшного не случилось. Напротив — это был очень приятный, хороший, плодотворный день. Лучше многих. Сильно лучше некоторых.

Когда он пролистывал очередной том в поисках пятен плесени, его взгляд упал на одну из записей на полях. Навык уже появился к тому моменту — Генри отвел взгляд до того, как успел прочитать, что там было написано, но одно слово успело зацепить его против желания.

«Генри».

Он посмотрел на страницу.

«Спросить Генри, что он думает, когда (если) он вернется». Рядом волнистой чертой был выделен абзац.

Когда.

Если.

Генри долго держал раскрытую книгу в руках, потом резко захлопнул ее и бросил на стол. День, обещавший быть лучше многих, на глазах превращался в один из самых плохих. Генри продолжать сидеть, в комнате темнело, и он далеко не сразу заставил себя встать, зажечь лучину, растопить печь. Вероятно, стоило что-нибудь поесть, но думать еще и о еде голова отказывалась напрочь.

На улице полил дождь, безнадежный, холодный, проливной дождь, он лил и лил, и струя, бьющая из желоба на крыше, гулко журчала за стеной.

Генри уже собирался ложиться спать, но, дойдя до кровати, обнаружил на ней мертвую мышь. Она лежала на боку, трогательно поджав лапки, и, судя по ее виду, скончалась по причине крайне преклонного возраста. Генри вдруг представил, как эта мышь долго карабкалась наверх по деревянной ножке кровати, как ползла свои последние шаги по покрывалу, чтобы встретить конец на достойном ее долгой жизни смертном одре. Усмехнувшись, Генри взял мышь за хвостик и пошел на улицу, чтобы не очень торжественно выкинуть трупик под дождь. Вышел в тамбур, в темноте натыкаясь на инструменты, брошенные им прямо на полу, подошел к двери, распахнул ее — и в дождливых сумерках увидел прямо перед собой Джоан. Она стояла под сплошным потоком воды и в своем длиннополом кафтане напоминала большую мокрую птицу. Генри замер.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он глухо.

— Мокну.

Он стоял, слишком занятый тем, чтобы как-то привести в порядок все, что происходило внутри, когда она вдруг спросила с некоторым сомнением в голосе:

— Ты ловил мышей?..

Генри рассеянно посмотрел на трупик, который все еще держал за хвост. Потом пожал плечами и выбросил его далеко в темноту.

— Нет, — ответил Генри сухо. Бросил на нее короткий взгляд и осведомился: — Ты собираешься и дальше мокнуть? Или все же зайдешь?

— Зайду, — ответила она тихо. — Если ты не против.

Внутри Генри подошел к кухонному столу и повернулся к Джоан, скрестив руки на груди. Она осталась стоять у двери, с мокрой одежды на пол стекала вода.

— Так что ты здесь делаешь? — спросил он все так же сухо.

— Я хотела поговорить, — ответила она — но больше ничего не сказала.

— Вероятно, мне следует тебя поздравить? — заметил Генри, просто чтобы прервать молчание — и тут же пожалел. Он не хотел с ней об этом говорить.

— С чем?

— С предстоящим замужеством.

Джоан внимательно посмотрела на него.

— Для того, чтобы меня можно было с ним поздравлять, я еще должна на него согласиться.

Теперь настала очередь Генри внимательно смотреть.

— Но очень хорошо, что ты поднял эту тему, — продолжила она тихо, — потому что именно об этом я и хотела с тобой поговорить.

Генри сделал над собой усилие, чтобы не поморщиться.

— По правде говоря, я должна перед тобой извиниться, — медленно начала она.

— Потому что теперь ты хочешь снова выйти замуж? — спросил он сухо.

Джоан кивнула, но ее лицо было непроницаемым.

— Я не спрашивала тебя раньше, считаешь ли ты наш брак действительным или нет. Но до недавнего времени у меня не было повода об этом спрашивать.

«Ну да, — подумал Генри мрачно. — Совсем никакого повода».

В голове кружилось множество мыслей, и он никак не мог ухватиться за правильную, сказать то, что действительно думал и чувствовал. Слова сами наворачивались на губы, и тут же исчезали куда-то. Он повернулся к полке с посудой, висевшей на стене, взял чашку, налил из стоявшего на печке чайника еще теплой воды, и наконец сказал, не оборачиваясь к Джоан:

— Ничего не было. Ничего не считается. Ты можешь делать все, что хочешь.

Повисла тишина.

— Хорошо, — наконец ответила Джоан. И немного погодя добавила, слегка изменившимся голосом: — Спасибо за честность.

Генри кивнул, все еще глядя на стену прямо перед собой. Он слышал, как скрипнула входная дверь и как она захлопнулась обратно.

Генри прикрыл глаза, сжал зубы — а затем с силой стукнулся лбом о полку с посудой. Миски и кружки подпрыгнули и посыпались на столешницу и пол, разбиваясь на множество глиняных осколков.

— Генри?..

Он резко обернулся. Она все еще стояла у двери, держась за ручку, и смотрелаа на него широко раскрытыми глазами.

— Ты же ушла, — пробормотал он.

— Еще нет.

Он должен был сказать что-то еще, придумать что-нибудь, что помогло бы замаскировать рассыпанные вокруг черепки — но он вдруг почувствовал, что чудовищно устал — говорить, думать, чувствовать. Возможно, если бы он что-нибудь сказал, она могла бы в очередной раз не понять его или не услышать — но он просто молчал.