Драгоценности Парижа - [62]

— Я лублу тебья, я всегда буду с тобой, — упрямо тряхнула она распущенными волосами. — Мы приедем в Москва?

— Если ты хочешь, — кивнул казак, пропитываясь ее состоянием. — Но после пожара ее, наверное, еще не отстроили, вряд ли тебе понравятся головешки. Разве что кремль, да и тот не Лувр.

— О кгремли я много слышала, — встрепенулась она. — Давай скорее?

— Воля твоя.

Они пустили лошадей в галоп, спутница словно задалась целью разом поглотить дорогу до пункта назначения, она давно перестала озираться по сторонам, нацелившись только вперед, и сейчас была похожа на птицу, которая и взлетела бы в небеса, спела бы там песню, да запуталась в сетях любви, сама себе подрезав крылья. Дарган молча скакал рядом, терпеливо ожидая, когда девушка пропитается Россией насквозь, как впитала самого Даргана. А ждать он умел, недаром удачливый охотник дедука Евсей из всех станичных пацанов забирал с собой только его. И еще он думал о том, что с этого момента они будут продвигаться только по наезженному тракту, на котором и людей побольше, и не так бросается в глаза пустота вокруг.

До Москвы оставался один переход. Они доскакали до очередной почтовой станции под вечер, когда смотритель зажег над входом керосиновый фонарь. Солнце еще не закатилось, но предвечерняя мгла покрыла окрестности синим дымком. Управившись с лошадьми, Дарган со спутницей захватили поклажу и пошли к дому. В этот момент к подъезду на горячих жеребцах подгарцевали трое офицеров из гардемарин, спешившись, они побросали поводья рассыльному и раскованной походкой направились к двери. Нужно было кому–то уступить дорогу.

— Пусть пройдут они, — почувствовав, что от гардемарин кроме лошадиного пота тянет запахом спиртного, придержал девушку Дарган. Он терпеть не мог хмельных скандалов.

— Пуркуа, месье Д, Арган? — машинально выскочило из ее уст.

— Они пьяные.

— О, да здесь прозвучала французская речь! — затормозил у порога один из офицеров, голенастый и наглый, с подкрученными вверх усиками. — Пардон, мадемуазель, силь ву пле.

Он протянул руки в белых перчатках по направлению ко входу, два его товарища с любопытством оглядели девушку с ног до головы, затем перевели пренебрежительные взгляды на одетого в солдатскую форму Даргана.

— Мерси боку, — спутница прошла вперед, потянула ручку на себя.

— А этот тоже француз? — снимая головной убор и кидая в него перчатки, гоготнул полноватый гардемарин с Анной на груди. — Господа, не может быть, чтобы гвардейцы Наполеона стали переодеваться в кители русских солдат и сопровождать своих мадемуазелек в путешествии по Российской империи.

— Вот это мы их напугали, — поддержал товарища третий офицер с розовым шрамом через все лицо. — Теперь наполеоновская форма годится только на тряпки для чистки наших сапог.

— Что–то здесь не то, вряд ли француженка доверит себя простому пехотинцу, — посерьезнел полноватый. — Господа, вам не кажется, что на лицо несоответствие?

— А ты еще не понял? Мамзелька из… ла фам решила отдалиться от парижских борделей и достаться одному, пусть даже русскому гренадеру.

Между тем, первый из офицеров преградил дорогу сунувшемуся было за спутницей Даргану, сдергивая перчатки, он высокомерно поднял палец вверх:

— Считай, что ты свое дело сделал, болван, остальное доделаем мы, — сообщил он, обернулся к друзьям. — Я правильно сказал?

Те поддержали его дружным воплем, подхватив казака под руки, оттащили в сторону и столкнули с дорожки. Девушка обернулась на крики:

— Месье Д, Арган, что там? — воскликнула она, намереваясь броситься на помощь.

Голенастый перехватил ее руку, несмотря на протест незнакомки, развязно пояснил:

— Мадемуазель, не стоит так волноваться, мы сумеем обслужить вас наилучшим образом.

— Это мой муж, — с возмущением выдернула кисть из его ладони девушка. — Так поступать нет права, ту сэ кушри…

— Муж!? — оторопели стоявшие возле Даргана гардемарины. — Какой муж, мы не ослышлись?

— Что ты сказала? — меж тем взъярился голенастый. — А ну повтори, парижская протитутка.

Девушка отставила мешок с приданным, вскинула подбородок вверх:

— Я нет проститутка, ту сэ кушри, — с вызовом бросила она в лицо наглецу. — Так нет права.

— Ах ты, сучка, выскочила за простого обозника, и еще обзывает нас свиньями, — гардемарин занес ладонь для удара, он был взбешен настолько, что перестал владеть собой. — Да я тебя наизнанку выверну, вас половина Парижа у моих ног ползала.

— А ну стай–ять, ваша благородь, — гаркнул Дарган. Он выхватил из ножен шашку и, расшвыряв заслонявших путь офицеров, приблизился к голенастому. — Стай–ять, говорю, неровен час, голова с плеч покатится.

— Что-о!? — совсем ошалел тот.

Фразу договорить ему не удалось, левой рукой Дарган подцепил его подбородок на мощный крюк, не дав долететь до земли, рукояткой шашки припечатал к дорожке. Двое других гардемаринов выдернули сабли, бросились на выручку товарища, казак встретил их хорошо отработанным приемом. Концом шашки подцепив клинок, он сделал вращательное движение, рывком вырвал его из пальцев одного из соперников и отбросил подальше. Полноватый офицер растерянно развел руками, но кавалерист со шрамом тут–же припал на одно колено, стараясь острием достать до груди Даргана. Казак отбил удар, сам нанес прямой удар под рукоятку, чтобы ладонь у противника занемела. Выпад достиг цели, кисть у офицера потеряла подвижность, видно было, что он с трудом удержал саблю. Чтобы поставить точку, Дарган с силой полоснул лезвием из под низу, стараясь попасть посередине клинка. Он не имел права убивать, потому что перед ним были соотечественники, но заставить опомниться зарвавшихся ловеласов считал своим долгом. Клинок вместе с рукой описал дугу и врезал хозяина вдоль спины, заставив того изогнуться коромыслом.