Драгоценности Парижа - [61]

— Пусть ваши слова дойдут до Господа, низко кланяюсь вам в ноги.

Когда первое волнение улеглось, за столом вновь возник возбужденный разговор, вернее, не переставая говорил хозяин небольшого домика в глухом городском тупике. Он перетряхивал цепи, перемеривал кольца с перстнями, поясняя, кому принадлежало то или иное украшение. Как только дошел до ожерелья из крупного жемчуга, его супруга не выдержала, надела сокровище на себя:

— Вы знаете, кто носил это ожерелье? — с пафосом провозгласила она. — Оно принадлежало жене великого князя всея Руси Ивана Третьего, константинопольской гречанке Софье Палеолог. Когда Новгород был присоединен к Руси, Софья самолично одарила им прапрабабушку моего супруга за ее красоту и дипломатию.

— Именно так, — подтвердил хозяин. — Посмотрите, между средиземноморскими жемчужинами нанизаны камни — африканские рубины, сапфиры, аметисты, а посередине украшения место занимает алмаз из короны последнего из Палеологов — царя Константина, дяди Софьи. Много раз его хотели огранить в бриллиант, но никто из Скаргиных так и не решился этого сделать. Алмаза хватило бы одного, чтобы выкупить утраченный мною родовой особняк.

— А этот женский перстень принадлежал безродной саамке — жене Петра Великого Екатерине Первой, она подарила его придворной фрейлине Скаргиной уже после смерти мужа, — жена хозяина примерила на средний палец левой руки красивый перстень с крупным изумрудом, с упреком добавила. — Высмотрел наш Петр в саамских ярангах себе невесту, да еще в русские царицы произвел.

— Катька была не саамкой, а финкой, — не согласился с ней супруг.

— Чистая саамка, — топнула ногой женщина. — Самка беспородная, своих закутанных в шкуры самцов, да шведских ландринистых кобелей в чулках с башмаками было мало, так она нашего в ботфортах подхватила.

— Кстати, перстень перекликается с мужским, врученным другому моему предку императрицей Анной Иоанновной, — отмахнувшись от жены, хозяин подцепил из груды большую печатку с темным камнем и вензелями по бокам. — Дело в том, что оба изделия делались одним мастером, придворным ювелиром французского происхождения Франсуа Фабрегоном. Вы не представляете, какую сумму предлагали мне за обе эти вещи. С фамильными сокровищами я имел возможность стать владыкой всего города…

За окнами начало темнеть, разморенные сытным обедом и благодушной обстановкой, Дарган со спутницей не заметили, как на них накатила дрема. Пускаться в дорогу расхотелось, они бы с удовольствием провели ночь под крышей уютного домика. Впрочем, хозяева сами не выпустили бы их, они так обрадовались возвращению драгоценностей, что не знали, как отблагодарить нежданных гостей. Но табун лошадей возле крыльца требовал его накормить и напоить, а трава с водой были лишь за городом, на сочных лугах с прохладной речкой. Дарган встряхнулся, приподнялся со стула.

— Никуда не отпустим, — в один голос воскликнули хозяева. — Сейчас будем ужинать, а потом пойдете отдыхать.

— Нам уезжать пора, да и лошади некормлены, — пояснил казак.

— Мы сделаем все сами.

Мужчина направился было к двери, уже взялся за ручку, и вдруг с дрожью в голосе спросил:

— Прошу простить, до сих пор не в силах взять в толк, — он переступил сноги на ногу. — Объясните неразумному, почему вы не присвоили драгоценности себе, а вернули их нам? Кроме всего, путь вы проделали немалый.

Дарган покосился на спутницу, пожав плечами, как–то обыденно сообщил:

— Кто ее… Наверное, насмотрелся в парижах, с каким уважением люди относятся друг к другу, как умеют беречь собственное. Хорошо бы и нам перенять их привычки.

Опустившая было голову девушка вскинула ресницы, в глазах ее вспыхнула благодарность. Она порывисто обняла возлюбленного за плечи, гордая за свой правильный выбор.

Снова русский путь упал под копыта лошадей бесконечными проселочными дорогами, Поначалу Дарган объезжал почтовые станции и пикеты с полосатыми шлагбаумами перед въездом в населенные пункты, но чем дальше они углублялись в пространства, тем меньше оставалось у них повода для волнений. Девушка вдруг осознала, что здесь они действительно никому не нужны, то есть, они могут пропасть, и никто пальцем не шевельнет для их поиска. Привыкшая ощущать на себе заботы родственников и даже посторонних людей, она начала испытывать чувство страха. На одном из забытых богом перекрестков ее охватила паника, девушка сорвала с пояса спутника баклажку с вином, сделала несколько крупных глотков. Дарган остановил коня:

— Что с тобой происходит? — внимательно присмотрелся он к ней. — Который день ты не находишь себе места.

— Нам далеко до станица? — судорожно дергая горлом, спросила она.

— До Москвы дня три езды, а от нее около месяца еще. Скажи спасибо, дождей нет и дороги подсушило, — похмыкал он в усы. — К уборке винограда как раз поспеем, если ничего не случится.

— О, майн гот!

Девушка вцепилась в холку лошади, замотала головой, она поняла, что и назад пути не будет, и впереди беспросветная даль, укрытая лесами, реками да изредка встречающимися деревнями с похожими на первобытных людей жителями в них. Она устала, она никогда не уезжала от дома так далеко, ей захотелось вскинуть голову и закричать в голос. Она бы так и сделала, если бы не воспитание и не любовь к Даргану, это большое чувство было сильнее остальных чувств. Девушка заставила взять себя в руки, обратить на возлюбленного полные слез и нежности глаза: