Дождавшийся Манчак - [11]

Негр громким, явственно несшимся по водной глади голосом, рассказывал бедолагам всякие ужасы, вроде исчезнувших деревень, беглых рабов в период рабства, что поголовно обрели тут мученический венец, искавших в жутком месте укрытия преступников, всех до единого убитого оборотнями, не забыв поведать и о тяготевшем над болотом проклятии Королевы Вуду. На устную часть рассказа негр напирал, а вот покинутые домики (где внезапно канули в Лету хозяева), разбитые лодки на берегах островков, а пару раз и на всплывших внезапно утопленников, с чем-то вроде колодок на шее, указывал лишь мельком, как на мелкую обыденность, которая призвана лишь подтвердить правду его слов, в этом нуждающихся. Он снова завел речь о проклятии Королевы Вуду, которую белые, поймав, сдуру держали на Манчаке.

Белый при этих словах вдруг поднял голову, накрытую капюшоном.

— Если ты не прекратишь орать, обезьяна, — произнес белый своим выцветшим, глуховатым голосом, но на сей раз громко и отчетливо, — я отрежу тебе башку и брошу ее аллигаторам.

— Ты назвал меня обезьяной?! — закричал черный.

Белый лишь согласно кивнул, не удостоив того ответом.

— Ты вообще соображаешь, что ты делаешь?! — Снова зарычал Самюэль, словно подзабыв, кого везет и что не далее, как пару часов назад, сидел на заднице, изучая подметку этого человека.

— Прекрасно соображаю, — успокоил его белый.

— «Обезьяна», значит, «горилла», так? Горилла, значит, «ниггер», так? — Накручивать себя и выворачивать слова собеседника в свою пользу умеет каждый негр в США, а уж в Новом Орлеане — особенно. Пусть порой теряется логическая связь, главное — быстро влететь в Великую Территорию Политкорректности.

Но белый лишь пожал плечами.

— А для тебя что — все это одно и то же? — Спросил он. — Я назвал тебя «обезьяной», а не «ниггером». Ты чем-то недоволен? — Поинтересовался он.

— А ты был бы доволен?!

— Я недоволен тем, что ты орешь. А по-хорошему ты не понимаешь. Я буду тебе очень признателен, если ты заткнешься и перестанешь нагонять жути на этих дураков, которые не понимают, куда они приехали, — нимало не стесняясь, показал белый рукой на остальных пассажиров. Те возмущенно загалдели, но, в конце концов, это была не Трафальгарская площадь, где на каждом пятачке красуется полисмен, а очень опасное и таинственное место. Да и кроме того, некоторые из них были в этой лодке и на утренней экскурсии. А потому на инцидент решили просто не обращать никакого внимания. Перепалка меж капитаном судна и таинственным белым, который так и не снял своего капюшона, сошла на нет.

Факелы отражались в мертвящей воде Манчака. Вокруг, тут и там, стояли могучие, изогнутые деревья, поросшие белым мхом, как старые шкафы в заброшенном доме ведьмы обрастают жуткой паутиной. Деревья, извилистые корни которых никогда не видели солнечного света, а так и крылись в тяжелой, бездонной и какой-то даже маслянисто-мертвой воде Манчака, простирали над ними своим огромные, корявые руки-ветви. А над самим Манчаком полновластно царила почти что полная уже луна. Окончательно она нальется завтра.

Тяжелые пеликаны, потревоженные негромким гулом мотора или светом, порой снимались с веток, а порой и нет. Повсюду, на отмелях, да и просто в воде, вспыхивали алые огоньки.

— Аллигаторы, — показал на них негр, но говоря уже гораздо тише. Пассажиры взволнованно загалдели и лодка озарилась бликами фотовспышек.

— Какие охуительные фотки у вас получатся, — завистливо произнес белый из-под капюшона, — не видать ни пса и что-то, вроде как, мелькает. Жуть берет. Остальное доделывает воображение. Вот и не мешайте ему. Никто из вас никогда больше сюда не приедет, я уверен, так прекратите, наконец, пиздеть и просто побудьте на Манчаке.

Пассажиры, как ни странно, прислушались к его совету и завороженно затихли. Белый был прав. Теперь каждому виделось что-то свое. И лишь изредка обращались они, негромко, как сговорившись, с вопросами к Самюэлю, а тот, поняв, что белый прав и так жути нагоняется куда больше, так же негромко отвечал, с тревогой порою осматриваясь по сторонам.

Ночная экскурсия обошлась без происшествий, по сравнению с утренней, но адреналину выжала из пассажиров куда больше. Ночной Манчак был ужасен, только и всего. А легкое обрамление в виде россказней Самюэля в начале, просто дал толчок безграничному страху, что сидит в каждом человеке с момента, когда ему удалось разжечь первый в мире костер.

Под утро лодка вернулась обратно, без потерь и проблем. Самюэль ничуть не удивился, увидев, что белый и на сей раз никуда не ушел, а так и сидел на досках, покуривая и держа на коленях сумку. Самюэль пришвартовал лодку до утра, а затем приблизился к белому. Пора было, как он внезапно понял, что-то решать. С чего в его голову пришла такая дурацкая мысль, он бы и сам не смог ответить, но с этим белым его словно что-то начинало связывать, а это Самюэлю было и даром не нужно, да и «обезьяна» его, как ни крути, все же должна была обидеть. «Должна» — сидело в его голове докучливо, но он отмахнулся. Сел рядом с белым.

— Ты намедни, говорят, перестрелял кучу моих братьев, парень? — Спросил он. Зашел, скажем так, сразу с козырей.