Дождь - [3]
Где-то далеко, в маленьком домике на краю леса, впервые за много лет чему-то невидимому улыбнулась выцветшая, убитая горем, но все еще прекрасная и молодая женщина. И где-то в глубине дома открыл глаза и заплакал ребенок. Женщина встрепенулась, и, не веря своим ушам, бросилась в дальнюю комнату. У ребенка были небесно-голубые глаза, и черная копна волос. Еще он очень хотел есть.
Ангел Зорик
Ангел Зорик споткнулся мимо неба и упал на землю. Он отряхнулся, поправил крылья и хвост, оглянулся по сторонам. По сторонам было тихо, лишь злые помойные кошки да старушки с сумками-тележками нарушали мировую гармонию.
— Чего расселся? — грубо спросил Зорика чей-то хриплый голос.
— Где хочу, там и сижу! В глаз хочешь? — быстро среагировал ангел: он слышал, что на Земле следует быть наглым.
— И чем ты мне в глаз дашь? Крылом? — усмехнулся небритый мужик в спортивной шапочке и засаленном пиджаке. Носом он был похож на маяк острова Борнео: такой же выдающийся и такой же сияющий.
— Найду чем, — обиделся Зорик. — Мы, ангелы, очень, знаешь ли, сообразительные.
— Насчет того, как в глаз дать? — хмыкнул мужик.
— И насчет этого тоже! — ангел воинственно распушил перья.
— Молодой, да из ранних, значит, — мужик пробежался пальцами по клавишам аккордеона: тихая музыка ветра бесшабашно смешалась с безумным городским шансоном. Резко прервался, спросил: — Давно оттуда? — и ткнул пальцем в небо.
— Только что, — Зорик опал, словно лист клена, неотвратимо.
— Тогда надолго, — выдохнул мужик и с тоской посмотрел в Небеса. Свинцовыми утренними облаками молчали они. — Падать легко. Вот обратно — сложно.
Двор-колодец вздохнул весной. Зорик и мужик-носмаяк Борнео ответили ему тем же.
— Интересно, а мне дадут аккордеон? — со странной тоской в голосе спросил ангел Зорик.
— Всенепременно! — ответил ему старый ангел. И, обнявшись, они, сизый голубь и пошарпанный аккордеонист, побрели смотреть на Залив. Там сегодня небо давало Баха.
Зеленый снег
Леня сидел на сером граните Казанского собора и пил пиво. Санька, в белой дутой куртке с большими карманами, молча сидела, поджав ногу, и курила длинную тонкую сигарету. По Невскому торопливыми огненными муравьями неслись машины.
— Бутылочку не дадите? — спросил чей-то добрый, пьяненький голос. Ленька посмотрел вниз. Там стоял Ангел.
Ангел был небрит и простужен. Плохонькое черное пальто болталось на нем, как на вешалке, плохо прикрывая волочащиеся по земле крылья, а вязаная дырявая шапка почти не защищала от странного холода этой нетипично теплой зимы.
— Вы Ангел? — спросила Санька.
— Yes, — вежливо ответил ей Ангел: в его голосе ощущались бессмертная интеллигентность и оксфордский акцент. — Пивка допить оставьте, пожалуйста, — льстиво добавил он.
Ленька молча протянул ему бутылку. Ангел жадно высосал ее до дна. Затем положил в необъятных размеров пластиковый мешок. Там тихо звякнуло.
— Ах, если б вы знали, как хорошо зимой на небесах, — тоскливо вздохнул Ангел. — Там падает зеленый снег. Мягкими, пушистыми хлопьями. Он ложится на ладони и льнет к вам, словно маленький, ласковый щенок.
— Тогда почему вы не там? — спросила Санька.
— Его для меня одного слишком много, — поднял Ангел красные, пропитые глаза. — Слишком много — и слишком тяжелая ноша.
— Но разве Ангелы — одиноки? — спросила Санька.
— Только в падении, — улыбнулся Ангел черным провалом рта.
И Санька протянула ему пиво.
Петербург тихо плыл мимо, окутанной влажной и нетерпеливой ночью. Ангел шагал по грязи, волоча свои крылья по мокрой, невразумительной слякоти. В мешке его звенели бутылки. Ангел пытался перелетать через лужи, но больше, чем на пару метров, его не хватало.
Санька и Леня смотрели Ангелу вслед. Санька курила длинную тонкую сигарету, Леня думал. В воздухе звенящим колоколом повисла тишина. Ангел вдруг изменил походку, вжал плечи, замедлил шаг. Казалось, будто тяжелый свинцовый дождь барабанит ему по спине. Ленька поднял глаза. Теплыми, пушистыми хлопьями, на них падал зеленый снег.
Копать
— Копаешь? — полюбопытствовали сверху, припорошив Филимонова прошлогодними листьями.
— Копаю, — ласково улыбнулся Филимонов, не отрываясь от работы. Лопата сочно вгрызалась в мерзлую землю, и от этого было хорошо.
— Романтики у вас тут не хватает, — беззаботно чихнул Некто на дереве.
— Кладбище, как-никак, — хлюпнул носом Филимонов. Он потянулся, прислонил лопату к дереву, закурил. — Будешь? — махнул папироской.
— Не, мы некурящие, — похлопал Некто крылышками. — Я б лучше бутерброд, Филимонов.
— Бутерброд — так бутерброд, — ничему не удивляясь, кивнул Филимонов. Он достал из кармана завернутый в целлофан хлеб, кинул его Тому, кто на дереве.
— Спасибо, — махнул хвостом Некто. — Тихо тут у вас.
— Зима, — беспечно подпрыгнул Филимонов, и, повисев секунд двадцать в воздухе, опустился на землю. — И кладбище, — подумав, добавил он.
— Бывает, — кивнул Некто. — Дашь покопать?
— Бери лопату, у меня запасная есть, — улыбнулся Филимонов. Он был ангелом. А у Того, что на дереве — рога. Но копать им это не мешало. Потому что труд — он объединяет.
Чужак
В осенних лужах умирали ангелы. На их светлых, политых дождём лицах слепыми бельмами пустели глаза. Крылья, сломанные и перекрученные, стелились по земле, а по ним шагали люди и проезжали повозки. Ангелы безмолвно кричали, разевая пасти, и лица их были направлены к небу. Но небо молчало, равнодушно морося тухлой водой.
«Меньше знаешь — крепче спишь» или всё-таки «знание — сила»? Представьте: вы случайно услышали что-то очень интересное, неужели вы захотите сбежать? Русская переводчица Ира Янова даже не подумала в этой ситуации «делать ноги». В Нью-Йорке она оказалась по роду службы. Случайно услышав речь на языке, который считается мёртвым, специалист по редким языкам вместо того, чтобы поскорее убраться со странного места, с большим интересом прислушивается. И спустя пять минут оказывается похищенной.
Незнакомые люди, словно сговорившись, твердят ему: «Ты — следующий!» В какой очереди? Куда он следует? Во что он попал?
Автор сам по себе писатель/афорист и в книге лишь малая толика его высказываний.«Своя тупость отличается от чужой тем, что ты её не замечаешь» (с).
…Этот город принадлежит всем сразу. Когда-то ставший символом греха и заклейменный словом «блудница», он поразительно похож на мегаполис XX века. Он то аллегоричен, то предельно реалистичен, ангел здесь похож на спецназовца, глиняные таблички и клинопись соседствуют с танками и компьютерами. И тогда через зиккураты и висячие сады фантастического Вавилона прорастает образ Петербурга конца XX века.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.