Дойна о Мариоре - [48]

— Да что вы, товарищи, в самом деле? Садитесь в кресла!

И только когда, наконец, все устроились в креслах, обитых бархатом, мягким, как весенняя трава, полог впереди раздвинулся. За пологом стоял большой, крытый красным сукном стол и стулья вокруг него. Вышли и сели за стол люди. Это были здешние, советские молдаване. Они поздравили крестьян с приходом новой власти, с хорошим урожаем; говорили о том, как лучше обрабатывать землю, и о том, что сила народа — большая сила, если только народ крепко возьмет власть в свои руки. Потом рассказали о России, об Украине, о левобережной Молдавии и о колхозах. Мариора заметила, что к слову «колхоз» люди прислушиваются особенно внимательно.

На другой день утром в большой дом, в котором остановились делегаты, вошел коренастый человек в кепке, в распахнутой ладной овчинной шубе. Он хозяйским жестом притворил за собою дверь и неторопливо, присматриваясь, подошел к делегатам, снял кепку и приветливо улыбнулся.

— Добрый день! А я к вам.

— Добрый, — нестройно прозвучало в ответ.

— Колхоз «Партизанул рош»[33] приглашает вас в гости.

Через час делегаты на двух машинах выезжали из города.

Человек в кепке был председатель колхоза. Он поехал на первой машине. На вторую, где расположились делегаты из Малоуц, подсел пожилой колхозник — высокий мужчина с большими добрыми глазами. Знакомясь, он сказал, что его зовут Василий, фамилия Чебан. С ним рядом села его дочь Досия, белокурая курносенькая девушка в городском пальто, красиво облегавшем ее маленькую фигурку. Что-то сильное и вместе с тем радушное было в ее открытой улыбке, во взгляде больших, как у отца, спокойных глаз.

Потянулись поля, такие же холмистые, бесснежные, расшитые паутиной дорог и стежек, как и на правобережье. Но лежали они не лоскутным одеялом из крошечных разноцветных полосок, а бескрайними могучими массивами.

Дорога, невиданно гладкая, залитая асфальтом, убегала вдаль волнистой ровной тесьмой. Машина мчалась так быстро, что захватывало дух, напряженно гудя, брала подъемы, легко и стремительно летела под гору.

Первые минуты пассажиры молчали. Делегаты с нескрываемым любопытством смотрели на колхозников, колхозники — на делегатов.

Наконец Василий повернулся к Филату и, показывая на Мариору, которая сидела, вцепившись в его рукав, спросил:

— Твоя дочка?

— Соседка, — ответил Филат и, чтобы поддержать разговор (ему о многом хотелось поговорить с колхозниками), сказал: — Так это, значит, мы в ваш колхоз едем?

— Конечно, в наш! — охотно ответил тот. — Вот холм проедем, на другой поднимемся, его уже и видно будет. Наше село издалека видно. Сейчас у нас не так красиво, как летом. Наши Журы тогда в зелени все, как в кудрях, только крыши красные видны.

— Красные крыши? — удивился Тудор. Хмурый и молчаливый, он сидел рядом с Филатом. — А чем вы их кроете?

— Крыши-то? Железом. Или черепицей.

— Железом? — недоверчиво спросил Тудор. — Кто же это у вас железом крыши кроет?

— Как кто? Ну, скажем, я. Этой осенью новый дом отстроил и железом покрыл. Под железом и колхозные постройки. А кому не нравится железо, черепицей кроет. А что?

— Ты железом покрыл? — Тудор быстро, в упор взглянул на колхозника, секунду задержал взгляд на его добротных овчинных рукавицах, таким же взглядом смерил городское пальто Досии. Седые усы Тудора передернула короткая усмешка. Он иронически взглянул на Филата и отвернулся.

Филат удивленно смотрел на Тудора. И вдруг понял, в чем дело.

Этой ночью они долго не могли заснуть, спорили.

— Нет, ты сам подумай, — горячился Тудор. — На словах оно все хорошо получается. А на деле? Ну, работать вместе выгодней, понятно. Только ведь люди одинаково работать не будут: один больше, другой меньше, один лучше, другой хуже. А получать все будут поровну?

Филат и сам представлял плохо, как распределяются колхозные доходы.

— Ну вот, — торжествовал Тудор. — Выходит, и лентяй и работающий поровну получат?

— Не может этого быть, — неуверенно сказал Филат.

— «Не может»! Думаю я, что все эти «колхозники» не колхозным трудом живут. Настоящих колхозников нам, наверно, и не покажут. Ты посмотри, как они одеты. На них домотканого ничего не увидишь, от городских не отличишь. Предположим, у нас, в Малоуцах, не было бы Кучуков и земли у всех поровну было бы. Подумай: могли бы мы разве так одеться с наших доходов? А ведь земля у нас не хуже здешней.

— Так ведь в колхозе земля обрабатывается машинами, урожай больше! Потом ты сам видишь, что при советской власти одежда и всякий товар дешевле, чем при королевской, — вконец рассердился Филат.

— Что коммунисты землю раздают — хорошо, а в колхозы я не верю, — упорствовал Тудор и вертелся на своей постели так, что она скрипела под ним на разные голоса.

Филат понял, о чем думает Тудор, и обратился к Василию, с внутренней тревогой ожидая ответа:

— А что ты делаешь в колхозе?

— На лошади ездовым работаю.

— А свое хозяйство у тебя какое? — повернулся к нему Тудор.

— Корова у нас есть, овцы, кабан, трех поросят еще купил; десять соток земли под виноградом, — отвечал словоохотливый Василий, не подозревая каверзности вопросов.

— А на какие же ты деньги… крышу железом покрыл? — продолжал допытываться Тудор. Он знал, что в Малоуцах железные крыши только у Кучуков и Гаргоса.