Дойна о Мариоре - [104]

Управившись по хозяйству, Мариора садилась к окну прясть. Старалась представить, что делает сейчас Андрей… Недавно он стал командиром диверсионной пятерки. Почти месяц были вместе, а теперь ранят его — и не узнаешь. Но нет, с Андреем ничего не может случиться — он сильней, очень сильный. Как-то сейчас в Малоуцах? Опять она рядом с родным селом, и опять родное село не для нее…

Поздними безлунными вечерами, когда темнота опускалась над Инештами и село засыпало, Грекина и Мариора по очереди сидели у Лаура.

Лаур был в курсе ежедневных новостей: почти каждую ночь к нему приходили товарищи из отряда, приносили румынские газеты и какие-то брошюры. Положив под подушку овчину, чтобы было повыше, он много читал, иногда писал. Когда заходила Мариора, откладывал книжки в сторону, снова и снова расспрашивал ее о Малоуцах. Иногда Лаур рассказывал ей что-нибудь из истории Молдавии.

— Как долго народ мучается… — вздыхала Мариора.

— Раньше ведь мы были одни. Молдавия маленькая, с нашими силами трудно было добиться свободы и справедливости. Что греха таить, некоторые из нас уж и веру в себя потеряли, бороться отвыкли. Но теперь мы граждане великого Советского Союза.

Грекина мало интересовалась историей. Казалось, она жила сейчас от вечера до вечера, когда вместе с Мариорой узнавала от Лаура об очередных успехах Красной Армии.

Каждый раз, когда Лаур перечислял Грекине освобожденные города и называл количество освобожденных населенных пунктов, Грекина вздыхала так, точно с плеч ее сваливался еще один камень. Грекина торжествовала.

Однажды она сказала Лауру:

— Напасть эта фашистская скоро кончится, по всему видно. Дожить бы только! Я день и ночь — не за себя, за вас дрожу. Простой вы человек, хороший. А вдруг дознаются фашисты, что вы у меня? Схватят вас?

Лаур пожал ее руку, твердо сказал:

— Без риска нельзя бороться.

Но после этого разговора он все больше задумывался. Мариора знала: ему трудно без отряда.

Однажды ночью она проснулась оттого, что кто-то положил на ее плечо руку. Мариора вздрогнула, вскочила.

— Напугал я тебя? — Андрей пожал ее руку и сел возле нее на лайцы.

Мариора ждала Андрея каждый день, и все-таки радость была неожиданной.

— Ой, это ты… Отчего так долго не приходил? — прошептала она. И вдруг обрадовалась темноте: она скрыла краску, против воли залившую ее лицо. Почему так вздрогнуло сердце, когда Андрей сжал ее руку?

Андрей, конечно, не заметил этого.

— Горячее время, — сказал он, не выпуская ее руки. — Я и сейчас не один — со Шмелем. Он у Лаура. Ну… а ты как здесь? Как Грекина?

— Хорошая она! — волнуясь, с радостью ответила Мариора. Для нее сейчас в каждом слове Андрея был особый, большой смысл.

— Вот выздоровеешь, поправится Лаур, я тебя в свою пятерку возьму, — серьезно сказал он.

Мариора ничего не ответила, только порывисто и благодарно пожала ему руку.

В касу вошел Шмель. Тот самый Шмель, который ночами будоражил партизан рассказами о гайдуках. Мариора всегда узнавала его по густому и звучному голосу, за который его и прозвали Шмелем. Шмель был тоже командиром диверсионной пятерки.

Разбуженная голосами, поднялась и Грекина. Она решила приготовить ребятам ужин.

— Какой же ужин ночью? Не беспокойтесь, тетя Грекина, нам пора идти. — Андрей встал с маленькой скамейки.

— Не спешите, еще рано, все спят, — сказала Грекина Андрею. Вдруг она нагнулась к Мариоре и взяла ее за подбородок: — Который тут твой жених, признавайся?

Мариора покраснела и, отводя ее руку, смущенно проговорила:

— Никакой. Да оставьте меня, тетя Грекина.

— Ох, молодежь! — лукаво прищурилась та и торопливо вышла из комнаты.

А Шмель посмотрел ей вслед, вздохнул.

— Хорошая тетка! — Он тряхнул черными волосами, и в искристых глазах его, обведенных лучиками еле заметных морщин, пробежала усмешка. — В женихи произвела. — Он расстегнул воротник немецкого офицерского кителя, оттуда выглянула холщовая рубашка, и, снова вздохнув, тихо сказал: — А меня не невеста, жинка ждет… И недалеко отсюда, километров двадцать по ту сторону от Кишинева. Детишки уже есть — двое мальчиков, погодки. Не дай бог, дознаются тамошние жандармы, где у моей Лизы муж… — Шмель закусил губу, покачал головой и, видимо, чтобы отвлечься, быстро спросил Андрея: — А у тебя есть невеста?

Говоря это, он словно нечаянно взглянул на Мариору. И по тому, с какой тревогой она ждала ответа, понял то, чего не замечал Андрей.

Андрей свернул махорочную самокрутку и, прикуривая от зажигалки, просто сказал:

— Нет, нету.

Партизаны ушли, не дожидаясь ужина, который им торопливо готовила хозяйка, даже по стаканчику вина отказались выпить.

Грекина и Мариора стояли на крыльце, пока не затихли шаги.

— Какие хорошие парни… — промолвила Грекина.

А Мариора вдруг призналась себе: любит Андрея. И тут же подумала: разве полюбит он ее, малограмотную крестьянку?

Когда рассвело, люди в Инештах были взбудоражены листками, наклеенными на примарии, на некоторых домах и даже на облезлой стене маленькой сельской церкви, закрытой после отъезда священника. На обыкновенных страничках тетради в косую линейку крупным синим шрифтом была напечатана сводка Совинформбюро. В ней говорилось, что бои идут уже под Кишиневом. Под этой сводкой, шрифтом помельче — другая: от партизанского информбюро. Эта сводка перечисляла танки, автомашины, продовольственные и военные базы противника, уничтоженные партизанами за последнюю неделю.