Downtown - [3]

От волнения у меня перехватило дыхание. Дрожащей рукой я сняла трубку и нащелкала номер. Любезная секретарша на том конце сообщила, что мой appointment — завтра, в десять часов.

…Я долго не могла уснуть. Хотела выпить снотворное, но боялась, что утром потом не смогу подняться. Не верилось, что и у меня, наконец, начнется нормальная жизнь.

«Учись хорошо» — говорили мне в детстве. Для чего — не объяснили. Но я была примерной девочкой и на всякий случай решила слушаться. Школу закончила почти с золотой медалью. Почти — значило, что я ее не получила. Меня обошла Таня Метелкина — безмозглая и ленивая, но зато — дочка больших родителей. Мои же папа и мама жили на зарплату и ничего не могли для меня купить. Мне всего приходилось добиваться самой.

В университет меня с первого раза не взяли. Преподаватель — пожилой дядя в погнутых очках минут десять снисходительно меня слушал, потом прервал, сказав, что время на ответ вышло и вывел сухую «тройку».

Я целый год занималась, отказавшись и от книг и от телевизора. В итоге на следующее лето моя мечта и мечта моих родителей сбылась: я стала студенткой.

Жизнь моя в эти годы не была легкой. Я рано вставала и поздно ложилась спать, целые дни просиживая за книгами. На третьем курсе повстречала Андрея. Он учился там же, но на другом факультете, и я решила, что это — один раз и уже навсегда. Ожидала с надеждой, когда он заговорит о свадьбе. Все наши знакомые уже считали нас невестой и женихом. Шло к этому, но неожиданный случай переменил и разрушил все.

Появился Миша. Красавец. Моряк, только что вернувшийся из очередного плавания. Я его впервые увидела на вечеринке у каких-то наших с ним общих знакомых, которым я вряд ли скажу за это «спасибо». Когда мы выпили, Миша полез целоваться. Что было дальше, я помню плохо. Но довольно скоро узнала, что жду ребенка. Более того, врач меня предупредила — если сделаю аборт, то скорее всего, уже никогда не смогу иметь детей. Я металась в поисках выхода. Но его, выхода, не было. Андрей отказался меня понимать, отказался прощать. Когда он узнал обо всем, то просто не захотел меня видеть. Зато Миша, наоборот, воспринял случившееся даже с какой-то радостью. Чего я, честно скажу, не ждала.

Мы расписались, когда я была на шестом месяце. Он, Миша, был со мной добрым и ласковым. Первые две недели. А после начал приходить домой как свинья пьяный. Больше того, я узнала, что он — алкоголик, и водка ему заменяет все. Напиваясь, он впадал в состояние жуткой агрессии. Крушил, что попадалось под руку, находя вину в каждом человеке и в каждом предмете, встретившимся ему на пути.

Я оказалась в больнице со сломанной челюстью. У меня был выкидыш. Мне казалось, что это — конец, что умру я не от веревки и не от снотворного, а от того просто, что не смогу жить дальше, оттого, что не хватит воздуха.

Но — ничего. Не умерла. Только мир вокруг стал каким-то другим, более тусклым, серым. Хотя, в общем-то, ничего особенного — то же, что и всегда.

С Мишей я решила развестись. Он приставил мне нож к горлу и сказал, что убьет меня, если я его брошу.

Все продолжалось по прежнему. Миша пил почти каждый вечер, и синяки у меня не проходили по нескольку дней. Однажды, не выдержав, я поехала в Туапсе — к нему на работу, в профком. Председатель профсоюзного комитета выслушал меня молча и сходил за Мишей. Когда тот появился, председатель крепкий мужик с тяжелым взглядом посмотрел на меня, потом на моего мужа.

— В другой раз, — сказал он медленно, — надо бить так, чтобы не доползла.

А еще через месяц за ним пришли. Ночью. Четверо оперативников, держа наготове оружие, вытащили из кровати в дупель пьяного Мишу и усадили его на стул. Привели сонных соседей, согласившихся быть понятыми. У Миши нашли пистолет, из которого он убил милиционера, когда они вместе с дружками грабили сберкассу. Через несколько месяцев я узнала, что Мише дали расстрел. Это известие не вызвало у меня ничего, кроме ощущения пустоты. Было желание увидеть Андрея, но мне сказали он женат, и у него скоро родится второй ребенок.

Хотелось уехать из Краснодара: слишком много тяжелых воспоминаний было у меня связано с этим городом.

Я как-то гостила в Москве у тети. Там меня случайно, в общем-то, познакомили с одним человеком, который сказал, что у него есть ходы и выходы на канадское консульство. Он брался устроить мне вид на жительство на некоторую сумму. У меня не было этой суммы. Но тут внезапно умерла тетя, и я оказалась единственной ее наследницей. Тетя во времена своей молодости была любовницей многих партийных чинуш, и оставила по себе немало добра. Я продала часть вещей и часть золота. Серьезно занялась английским. Через два месяца у меня в кармане лежал «landed immigrant» и билет на поезд в один конец. Правда, пока только до Варшавы.

Мне было двадцать три года. Достаточно поздно, чтобы начинать жить заново. Но за спиною не оставалось ничего, на что можно было бы опереться, ничего, что привязывало бы меня к прошлому.

На интервью я пришла за полчаса до назначенного времени. Очень нервничала. Машинально пролистывала разложенные на столике журналы, пытаясь себе представить, о чем меня спросят и что буду отвечать.