Довод Королей - [60]

2884 год от В.И.

19-й день месяца Волка.

Арция. Мунт

Король Королей не ждал от разговора ничего хорошего и все-таки поехал, невзирая на то, что Обен Трюэль недвусмысленно давал понять, что не желает встречи. Толстяк не высовывал носа из своего особняка, ни с кем не встречался, свернув даже переписку с мирийскими поварами. Рауль ему не верил. Болезнь, разом сразившая Обена и Евгения, едва лишь ре Фло и Лумэны вошли в Мунт, была очень сомнительной. Нет, два старых интригана не мешали, но и не помогали. Они словно бы устранились от всего, и это пугало. Раулю были памятны их выходки во время борьбы с Агнесой. Проклятый! Он и в страшном сне не мог вообразить, что столкнется с Пауком и ифранкой и отдаст ее пащенку Жаклин! Не мог? Или что-то такое ему все же снилось? Не вспомнить...

Как бы то ни было, он, Рауль ре Фло, прозванный Королем Королей, пошел против Филиппа Тагэре не из-за личных обид, а ради Арции, которую рвали на части Вилльо. Ради Арции? Но почему он твердит это, как заклинание, разве двенадцать лет назад он думал о чем-то, кроме победы над врагом? Нет, тогда ему не нужны были оправдания. А сейчас, выходит, нужны?! Зачем он напросился к Обену? Что тот может ему сказать?

Если старик и вправду болен, его лучше не тревожить, а если врет, то не ему, Раулю ре Фло, раскусить старого пройдоху. Внуки Обена, не колеблясь, последовали за Филиппом. Все трое. Хотя при чем тут Филипп, младшие Трюэли – друзья Сандера, которого он воспитал. Сандер остался с братом, хотя ненавидит «пуделей», а те ненавидят его. Что ж, младший из Тагэре поднял на щит верность, его право, но стоит ли верности его красивый братец? Рауль полагал, что не стоит. Филипп предал первым и должен за это ответить.

...Дом Обена был не так уж и далеко от дворца Анхеля, в котором расположился ре Фло вместе с Агнесой, ее сыном и насильно вытащенным из Речного Замка Пьером, вновь объявленным королем. Последний совсем обезумел, шарахался от собственной тени, чуть что заползал под кровать, отказывался от еды, боясь отравы, и продолжал звать Шарло. В довершение всего король ударился в пророчества и принялся грозить всем своими дурацкими кошками. Нелепый, обрюзгший человек, таскающий в карманах раскормленных хомяков... Было смешно, противно и унизительно смотреть на такого монарха, понимая, что именно ты вернул его на трон. И еще была Агнеса, ничего не простившая и не забывшая, и ее жалкий сын, которому предстояло стать владыкой Арции и который старательно спал с Жаклин, дабы зачать наследника. Неужели ради этого Рауль воевал и побеждал?

Ре Фло не заметил, как добрался. Особняк Трюэлей, несмотря на флаг над крышей, выглядел полузаброшенным. Закрытые окна, пустой, чисто подметенный двор, который не спеша пересекала толстая полосатая кошка, наглухо запертые главные ворота. Однако привратник оказался на месте, тяжелые створки бесшумно подались в стороны, и кавалькада беспрепятственно подъехала к самому дому. Старый дворецкий, худой, как щепка, почтительно сообщил, что хозяин по болезни не может приветствовать гостей на крыльце и просит простить его.

Спутники Рауля остались ждать господина в нижней приемной, а он сам, с трудом сохраняя хладнокровие, поднялся по закрытой сукном, прижатым медными прутьями, парадной лестнице и оказался в знаменитой овальной столовой. Здесь он, будучи виконтам Тарве, знакомился с особенностями мирийской кухни и арцийской политики. Что же ждет его теперь?

Обен встретил его у двери. Он почти не переменился с их последней встречи и отнюдь не походил на тяжелобольного, впрочем, это ничего не значило. Рауль знал многих больных, казавшихся здоровыми и полными сил, и отличавшихся завидным здоровьем людей, выглядевших ходячими трупами.

– Рад видеть вас, дорогой граф. Как вы себя чувствуете?

– Паршиво, монсигнор. В мои годы и в наши времена чувствовать себя иначе мне нельзя. Представляете, я совсем не могу употреблять кардамон и виноградный уксус...

Они проговорили полторы оры. Обен охотно вспоминал былые времена, рассуждал об эскотских и фронтерских обычаях, пересказывал сплетни о еретиках-таянцах и морских волках Нового Эланда, жаловался на здоровье, одновременно рассказывая о подаваемых блюдах и о том, насколько они потеряли из-за того, что желудок барона больше не приемлет некоторых специй. Старый интриган то ли в самом деле удалился от дел, то ли не желал выяснять отношения. Когда подали черный горький напиток, привезенный из Эр-Атэва и Обен углубился в рассуждения о его свойствах, ре Фло не выдержал и поднялся. Хозяин, кряхтя (по мнению Короля Королей несколько нарочито), поднял необъятную тушу с кресла, намереваясь проводить гостя.

Уже у самого порога Рауль обернулся и, глядя в маленькие глазки барона, бросил:

– Я понимаю, что вам всего дороже покой. Но, во имя Проклятого, Обен! Если вас устраивал Филипп, зачем вы затеяли это представление с мечом?

– Затеял? – Обен вздохнул. – Можете мне не верить, Рауль, я это заслужил, но, клянусь вам, когда я пригласил мальчишку к себе, у меня и в мыслях не было ничего подобного...

– То есть?

– Я не знаю, что на меня нашло, – отчеканил Обен Трюэль. – Да, я хотел посмотреть на младшего сына Шарло и немножко его побаловать в день рождения, так как был уверен, что братцы об этом и не подумают. И подарок я ему приготовил, хороший подарок, кстати говоря... Но мне и в голову не приходило дарить ему именно этот меч. Я собирался вписать в завещание, чтобы после моей смерти меч Шарло отвезли в Эльту и бросили в море... Но когда я увидел парнишку, то не мог не сделать то, что сделал. Потом я испугался, что поссорил его с братом, что мою выходку истолкуют именно так, как ты и истолковал. К счастью, Сандер не потерял головы, а может, у него и вправду отцовское сердце. Шарло ведь никогда и никому не завидовал и готов был последнее отдать... Как бы то ни было, с братом малыш себя повел именно так, как следовало, они не рассорились ни из-за меча, ни из-за «пуделей»... И слава Эрасти!