Доверенное лицо - [57]

— Точно. Мидленд для здоровья полезен.

— Откуда же сырость?

— Так это, понятное дело, — объяснил носильщик, — станция-то в низинке… Видите?

Утренний сумрак и впрямь таял, уползал, словно туман со склона горы. Тусклый серо-желтый рассвет занимался над сараем и полем, станцией, подъездными путями, вдали осветился холм, закраснели кирпичные коттеджи. Пни спиленных деревьев напомнили ему поле боя. Из-за холма торчало какое-то странное металлическое сооружение.

— Это что такое? — спросил Д.

— Это? Да так, ничего. Идея, вишь, у них появилась.

— Довольно уродливая идея.

— Уродливая говорите? Не сказал бы. Я к ней привык, мне без нее скучно будет.

— Похоже на нефтяную вышку.

— Она самая и есть. Какие-то дураки надумали нефть отсюда качать. Мы им говорили — нет тут ничего, да они ведь из Лондона, лучше всех все знают.

— Ну, и как — нашли нефть?

— Да вот, аккурат на эти два фонаря хватило. Теперь вам недолго ждать. Вон Джарвис уже спускается с холма.

Развиднелась дорога, тянущаяся к коттеджам. На востоке просветлело, все кругом, кроме неба, приобрело какой-то темный оттенок побитых морозом овощей.

— Кто этот Джарвис?

— Он каждое воскресенье ездит в Бендич. Иногда и в будни тоже.

— Работает на шахте?

— Нет, куда ему, стар больно. Говорит, хочу проветриться. А слух такой, что старуха у него там. Но Джарвис не признается. «Я, говорит, неженатый».

Тяжело ступая, Джарвис спускался к станции по посыпанной гравием дорожке. На нем были вельветовые брюки и куртка. А когда он подошел ближе, стали видны мохнатые брови, бегающие глаза и седая щетина на подбородке.

— Как живем, Джорди? — спросил носильщик.

— Ничего, могло быть хуже.

— К старухе собрался?

Джарвис глянул на носильщика искоса, с подозрением и отвел взгляд в сторону.

— Этот джентльмен едет в Бендич. Он иностранец.

— А-а…

Д. почувствовал себя так, словно он носитель тифозных палочек, оказавшийся в обществе здоровых людей, которым сделана прививка: уж этих он не заразит. Они надежно застрахованы от жестокости и страха, которые он нес в себе.

Он ощутил внутри какую-то удивительную пустоту и изнеможение, словно, наконец, среди унылых зимних полей, в тиши заброшенного полустанка нашел обетованное местечко, где можно присесть, передохнуть, забыть о ходе времени.

Рядом монотонно бубнил носильщик: — Проклятые заморозки, все загубили к черту.

— Ага, ага, — время от времени поддакивал Джарвис, вглядываясь в рельсовую даль.

Дважды прозвенел звонок в будке блок-поста. И внезапно стало ясно, что ночь минула и настал день.

В будке блок-поста был виден дежурный с чайником в руке. Он опустил куда-то чайник и дернул рычаг. Где-то прогундосил сигнальный гудок.

— Ага, — сказал Джарвис.

— Вот и ваш поезд, — окликнул его носильщик.

На горизонте вырос комок дыма, похожий на розовый бутон, потом из дыма выскочил паровоз и цепочка слегка раскачивающихся вагонов.

— Далеко до Бендича? — поинтересовался Д.

— Миль пятнадцать. Так ведь, Джордж?

— Четырнадцать миль от церкви до «Красного Льва».

— Да не в расстоянии дело, — сказал носильщик. — Главное тут остановки.

В покрытых морозцем окнах поезда бледное утреннее солнце дробилось на кристаллы. Несколько небритых физиономий глазели в окна на занимающийся день. Д. вошел вслед за Джарвисом в пустой вагон. Носильщик, зал ожидания, уродливый железный мост над платформами, дежурный в будке с чашкой чая в руке, тихий, мирный покой, — все уплывало назад. Низкие холодные холмы сошлись к рельсам. Ферма, чахлый лесок, похожий издали на облезлую меховую шапку, затянутая ледком канава — все это, отнюдь не живописное, лишенное какой-либо красоты, несло в себе спокойствие и тихую отрешенность. Джарвис молча смотрел в окно. Д. спросил:

— Вы хорошо знаете Бендич?

— Ага.

— Может быть, вы знаете миссис Беннет?

— Жену Джорджа Беннета или Артура?

— Ту, которая была няней у дочки лорда Бендича.

— Ага.

— Вы ее знаете?

— Ага.

— Где она живет?

Голубые навыкате глаза Джарвиса долго и подозрительно разглядывали его.

— А для чего она вам?

— У меня к ней письмо.

— Она живет рядом с «Красным Львом».

От остановки к остановке лесов и скудной травы становилось все меньше. На холмах все отчетливей проступал камень. Ржавая одноколейка вела к каменоломне, в бурьяне валялась перевернутая вагонетка. Вдруг холмы расступились и открылась широкая равнина. Посреди нее торчали терриконы, не уступающие высотой окружающим холмам. Редкая чахлая трава, словно язычки зеленого пламени, взбегала по терриконам. Линии узкоколейки обрывались, никуда не ведя. У подножья искусственных холмов тянулись похожие на шрамы улочки серых каменных домиков. Поезд шел без остановок, громыхая по безрадостной равнине, проносясь мимо гор шлака и платформ со звучными названиями вроде «Замок Крэг» или «Гора Сион». Все это было похоже на гигантскую мусорную кучу, куда вывалили чуть ли не целый пласт жизни — гигантские ржавеющие шахтоподъемники, черные трубы, сектантские часовни с шиферными крышами, темное белье, сушившееся на веревках и добавлявшее картине ощущение безнадежности, дети, бредущие с ведрами от водоразборных колонок. Только подумать, всего в десяти милях отсюда иной мир, тихая станция и пение петухов. Домики уже тянулись непрерывными узкими улочками, спускаясь от терриконов к железнодорожной насыпи. Д. спросил: