Доверенное лицо - [56]

— Ваша станция — тоже не захолустье, не правда ли?

— Была, по ту пору, пока шахты работали. Вот в этом самом зале дожидался поезда сам лорд Бендич. И дочка его, почтенная мисс Роз Каллен.

Д. поймал себя на том, что, как влюбленный мальчишка, жадно ловит каждое слово.

— Вы видели мисс Каллен?

Опять пробасил паровозный гудок, издалека на него откликнулся другой, паровозы перелаивались, как собаки в пригородах.

— Точно, видел. Последний раз я видел ее здесь за неделю до того, как ее представили ко двору, королю и королеве.

Ему стало грустно. Светская жизнь… Роз купалась в ней, а он к той ее жизни не имел никакого отношения. Он почувствовал себя, как разведенный муж, чей ребенок теперь живет в доме более богатого и талантливого человека, чем он сам, а его удел — по журналам следить за успехами этого удачника и счастливца. Ему вдруг захотелось предъявить свои права на Роз. Он вспомнил, как на платформе в Юстоне она сказала ему. «Несчастные мы люди — не верим в Бога. Так что молиться бесполезно. Если б мы верили, я б молилась, перебирая четки, свечи б за вас ставила, Господи, да чего бы только ни делала. А так остается одно — пальцы скрестить на счастье». — В такси она по его просьбе вернула ему револьвер, сказав: «Ради бога, будьте осторожны. Вы ведь такой глупый. Вспоминайте Бернскую рукопись. Вы ведь не Роланд. А поэтому, прошу вас, не проходите под лестницами, не рассыпайте соль, это приносит несчастье…»

Носильщик вспомнил:

— Ее мать из здешних мест. Говорят, что…

Здесь, на этой маленькой заброшенной станции, он на время был отрезан от жестокого мира. Но сама безопасность и изолированность этого холодного зальчика лишь еще больше подчеркивали, насколько мир жесток.

И кто-то еще говорит о предначертаниях свыше! Какая безумная мешанина — Роз представляют к королевскому двору, его жену расстреливают в тюремном дворе, картинки из светской жизни в журнале «Татлер» и падающие с неба бомбы, и все это безнадежно смешалось, скрепленное их близостью, когда они стояли рядом над телом мистера К. и разговаривали с Фортескью. Будущая сообщница убийцы удостаивается приглашения на королевский прием в саду!

Словно он задался целью соединить в химической реторте элементы абсолютно не соединимые. А его собственная жизнь? Какой невероятно долгий путь от лекций по средневековой литературе до бессмысленного выстрела в мистера К. в ванной комнате подвальной квартиры, принадлежащей незнакомой женщине. Как же после этого можно, ничтоже сумняшеся, строить жизненные планы и заглядывать в будущее?

Но ему от этого не уйти, ему надо заглянуть в будущее.

Он остановился перед фотографией, на которой был изображен пляж. Будки для переодевания, ребячьи замки из песка, грязь и убожество, воспроизведенные с удивительной четкостью — изорванные газеты, объедки бананов. Правильно кто-то посоветовал недавно владельцам железнодорожных компаний заменить фотографии на вокзалах картинами. Он думал: если меня поймают, тогда будущего нет — в этом случае все просто. Но если ему как-нибудь удастся ускользнуть и вернуться домой, вот это уже проблема. Она ведь сказала: «Теперь вам не так-то легко отмахнуться от меня».

Носильщик продолжал:

— Когда она была еще крошкой, она вручала призы за лучшие привокзальные цветники. Еще до того, как умерла ее мать. Лорд Бендич уж очень розы любил…

Она не может вернуться с ним туда, в его жизнь, жизнь человека, которому не доверяют, в страну, охваченную войной. Да и что он мог ей обещать, в конце концов? Его крепко-накрепко держит могила.

Он вышел на платформу. Ее еще обступала тьма, но чувствовалось, что рассвет совсем близок. Где-то далеко, у края земли, в темноте проглянула серая полоса и прозвенел звонок, словно о чем-то предупреждая. Он стал прохаживаться взад и вперед, туда и обратно. Выхода не было — только тупик, поражение… Он остановился у автомата — обычный набор: изюм, конфеты, спички, жевательная резинка. Он бросил монетку, решив купить изюма, но пакетик не появился. Сзади вырос носильщик и сказал с укором:

— Наверное, сунули погнутую монету.

— Нет, нормальную. Да бог с ней.

— А то есть такие ловкачи, — ворчал носильщик, — только отвернись, он за свой пенни три пакетика вытащит, — Он постучал по автомату. — Пойду за ключами.

— Пустяки, право, не стоит.

— Как же так? Нехорошо получается. — Носильщик, прихрамывая, заковылял прочь.

На обоих концах платформы горело по фонарю. Д. ходил от одного к другому. Рассвет наступал с осторожной, расчетливой медлительностью. Как ритуал — сначала померкли фонари, потом снова пропели петухи, и только после этого засеребрилось небо. На путях обрисовались товарные вагоны с фирменной надписью «Угольные копи Бендича». Проглянули другие перроны, выщербленные и мертвые. Рельсы тянулись к забору, за которым виднелось темное пятно, оказавшееся пакгаузом. Дальше чернело тоскливое зимнее поле.

Вернулся носильщик и открыл автомат.

— Так и есть, все отсырело. Им теперь не до изюма. Вот и заржавел ящичек. Держите. — Он протянул ему бумажный пакетик, влажный, разлезавшийся прямо в пальцах.

— А вы еще уверяли, что климат тут отличный.