Достучаться до звёзд - [49]

— Да-да, — пробормотал он в ответ. — Пора, — и нажал на курок автомата.

Перерезанный надвое автоматной очередью, Харфур свалился у двери. Не глядя в его сторону, Патрио наклонился и осторожно взял у старухи с колен её сокровище. На залитом кровью дне шкатулки лежала сложенная вчетверо бумажка, а на ней — половинка серебряной пуговицы. Дрожащей рукой он приложил её к той, что висела на толстой нитке у него на шее — линия разлома совпадала идеально. Еле сдерживая бьющееся сердце, он взял в руки забрызганный кровью листок, развернул. В нижней его части хорошо сохранились строки какого-то стихотворного текста и, с трудом шевеля дрожащими губами, он прочитал:

…Так тяжело, хоть вой подчас.

И понимаю я, натужно —

чтоб мир очистить от зараз,

его от нас очистить нужно.

Пока же не закаменел

вконец я сердцем,

мой Иисус, приди ко мне —

дай мне согреться!

Яне мальчишка, я не трус,

и своё дело славно знаю,

но отчего ж я в землю жмусь,

словно могилу примеряю?

Могилу?!. Дудки!! — И во мгле

грохочет залп по жертве новой!

…И покатился по земле —

венец терновый…

— Харфур! Патрио! Вы там скоро? — послышалось с улицы и, поглядев в окно, он увидел собирающийся напротив дома отряд.

— Вы что там, уснули? — хохотнул кто-то из его вчерашних друзей.

— Наоборот, — прошептал он. — Я находился в летаргическом сне все эти годы. Но сейчас, слава Богу, проснулся, — и, подняв автомат Харфура, он положил его рядом с собой на стол. Потом наклонился, вынул из его подсумка запасные диски и гранаты и тоже разложил на столе.

— Ну… с добрым утром, Ларри, — произнёс он, проверяя автоматные диски и придвигая стол поближе к выходящему на улицу окну. — Слишком долго ты спал, дорогой. Слишком долго, — и, подняв автомат к плечу, выпустил в сторону сгрудившегося около калитки отряда первую очередь.

Ему некогда было оглядываться и смотреть за спину, а то бы он увидел, как вместе с первыми звуками выстрелов из запылённой детской комнаты медленно вышла Смерть и, прислонившись плечом к дверному косяку, принялась молча ожидать окончания боя, время от времени поднося к тому месту, где полагается быть носу, зажатые в костлявом кулаке жёлтенькие подрагивающие оранжики…

Взгляд, излучающий радость

Радость, которую излучал абориген, можно было почувствовать, даже не обладая сверхчувствительностью жителей четвёртой планеты Крогос, что в созвездии Лья: с каждым шагом навстречу пришельцам он прямо-таки светился счастьем, глаза увлажнено блестели, а по лицу всё шире и шире расплывалась восторженная улыбка. Кроме того, Рей и на расстоянии чувствовал, как от аборигена исходят густые тёплые волны восхищения — он прямо тонул в их потоках, не в состоянии (да и, честно говоря, не очень-то к этому и стремясь) высвободиться из их расслабляющих, как перебродивший нектар, объятий. Слишком уж долгим и безрадостным был перелёт сквозь бездны космического одиночества, мрака и холода! И сколько ни обследовали межзвёздные разведчики за это бесконечное время, ни одна из них не удовлетворяла условиям Великого Переселения — всюду их встречали голые камни, обожжённые кратеры, безжизненная пыль, а то и неприкрытая враждебность тамошних обитателей. И наконец-то…

Да, нынешняя планета являла для будущих переселенцев настоящий рай! Ласковый воздух полнился ароматами неисчислимых медоносных цветов, целебных трав и злаков. Уютно шумели в его токах опалённые цветением сады, трепетали душистые листья. Сказочная природа, казалось, только и ждала все эти годы заплутавших среди чёрного Космоса гостей. Правильно решил Совет, проблема спасения жителей четвёртой планеты умирающего светила Крогос решена верно — Великое Переселение!..

Рей скосил взгляд и увидел счастливо плачущего Командира… Ничего, теперь можно и расслабиться. Главное дело сделано, планета с идеальными условиями найдена, и здешние обитатели исполнены самых добрых и дружественных чувств — вон, какой восторг излучают глаза этого крупнотелого и не похожего на них аборигена, даже нет необходимости во включении защитного поля…

И в эту секунду короткий тяжёлый удар навсегда лишил межзвёздных разведчиков возможности его использования. Осторожно раздвинув панаму, коварный убийца пошевелил своими толстыми щупальцами замершие тельца и вприпрыжку понёсся по залитой солнцем лужайке.

— Бабушка! Бабушка! Смотри, каких я красивых бабочек поймал! Ни у кого в классе не будет таких в коллекции!..

В кафе на Большой Бронной

…В те, ставшие уже почти мифическими, последние предперестроечные годы я очень полюбил одно небольшое московское кафе неподалёку от Тверского бульвара, в котором целые дни напролёт тусовались молодые люди, искусство которых беззаветно принадлежало народу, — художники, писатели, артисты, проститутки, музыканты… И хотя в нём практически никогда не хватало посетителям ни столов, ни стульев, зато даже в те сумбурные и тревожные времена чуть ли не с избытком было на всех демократии. Да при этом ещё и подавали лучший, на мой взгляд, кофе в столице, причём — делали это две очень приятные (то есть по-русски круглолицые и грудастые) женщины в белоснежных передниках.

Но главное, что это кафе находилось рядом с Литературным институтом, и в нём можно было каждый день смотреть вблизи на живых прозаиков и поэтов, пока они ещё не сделались знаменитыми и не попрятались на дачах элитного писательского посёлка Переделкино. Потом их можно будет увидеть только под обложками томов их собственного «Избранного» (когда я это думал, писательская карьера ещё являлась одной из самых соблазнительных и многообещающих в СССР), а пока что — они ещё вот, здесь, среди простых смертных, и — не знаю уж, когда там они ходят на семинары и лекции в своём институте, — но в этом кафе я их заставал тогда гораздо чаще, чем их могли видеть в институтских аудиториях преподаватели.