Достойное общество - [35]

Представление о человеке интерпретирующем ничуть не менее обманчиво, так как сама по себе интерпретация является, на мой взгляд, особым случаем действия на основании принятого решения. Я утверждаю, что понимание базируется не на решении, а на привычке, тогда как интерпретация зиждется на гипотезах и умозаключениях, вытекающих из определенных доказательных предпосылок, то есть, иными словами, на сознательной, волевой деятельности. У нас же речь идет о различии между видением и интерпретацией в контексте восприятия. Это различие ни в коей мере не тождественно разнице между наивным «невооруженным» и разумным интерпретирующим взглядом на вещи, который предполагает использование разума в процессе смотрения. Смотрение, в особенности замечание нюансов, сочетает в себе мысль и восприятие. То, что мы видим, зависит от того, что мы привычно ожидаем увидеть. Выросшие в расистском обществе люди видят стигматы там, где «расовые дальтоники» их не видят. В то же время люди, воспитанные в расистских традициях, также не замечают определенных нюансов, которые очевидны для «расовых дальтоников». Привычка видеть, в особенности нюансы, также во многом зависит от культуры и истории. Сам факт того, что способность видеть те или иные аспекты зависит от конкретного общества, не ставит ее в прямую зависимость от интерпретации. Восприимчивость к нюансам вполне может являться следствием приобретенного автоматического способа видения. Однако это не значит, что чуткость к нюансам является целиком приобретенной: например, свойство восприятия человеческого существа как человека является не приобретенным, а врожденным. Тем не менее свойство восприятия людей как недолюдей будет непременно приобретенным. К примеру, нацистская система образования может заставить своих адептов видеть недолюдей в евреях и цыганах.

Люди не могут напрямую контролировать содержание видимого ими. Они способны делать это только косвенным образом, путем сознательного изменения своего отношения к тому, что они видят. Можно научиться игнорировать стигматы и четко видеть в людях человеческое. Невозможность достижения этого посредством конкретного решения означает только то, что данная задача должна быть решена косвенными способами.

Наблюдая иллюзию сломанной палки в воде, мы не властны ни прямо, ни косвенно избежать искаженного видения. Не верить своим глазам – вот единственное, что нам в таком случае остается. Видение же человека как недочеловека, напротив, не имеет ничего общего с иллюзией восприятия. Здесь мы можем изменить наше восприятие как таковое, пусть и непрямыми методами, как об этом говорилось выше. В случае же, когда мы видим в другом человеке некие унижающие его недочеловеческие аспекты, нам следует не только перестать верить своим глазам, но и постараться в принципе прекратить видеть (в перцептивном плане) в другом недочеловека. Для этого необходим «астигматизирующий» модус зрения.

Идиоматическое выражение «видеть в людях то или иное» означает относиться к ним тем или иным образом. Однако в последних двух разделах я предпринял попытку буквальной его трактовки – через прочтение слова «видеть» в строгом его значении.

Обращение с людьми как с недочеловеками

Я считаю, что суть унижения заключается в отрицании принадлежности человека к «человеческому семейству»24. Унижать людей – значит обращаться с ними как с нечеловеками или относиться к ним так, как будто они не являются людьми. Обращаться с людьми не по-человечески – значит обращаться с ними как с вещами или животными. Важная роль церемоний и жестов унижения связана с тем, что неотъемлемой составляющей последнего является действие категории «как будто» по отношению к унижаемым: как будто они неодушевленные предметы, инструменты, животные. Однако же такое унижающее отношение не является подлинным. Подлинное отвержение основывается на обращении с людьми как с недочеловеками, как с человеческими существами низшего порядка. Отвержение же людей как членов человеческого общежития и отношение к ним как к вещам или животным, напротив, не выражает подлинного к ним отношения. Суть подобных аттитюдов заключается в мнимом приравнивании их жертв к вещам или зверям. Столь замысловатый способ подачи проблемы обусловлен тем, что рассматриваемые аттитюды суть не просто ложные убеждения, в соответствии с которыми некоторые люди не считаются настоящими людьми. В данном случае ключевую роль играет слово «позиция», обозначающее более базовые по сравнению с убеждениями аттитюды. Говоря о базовых аттитюдах, я не имею в виду неосознанную реакцию. Если выразить «позицию» в словах, получившиеся высказывания будут отличаться от высказываний, выражающих убеждения. Они будут рамочными высказываниями. Посредством рамочных высказываний устанавливаются правила репрезентации мира. Когда мы говорим про другого, что он не машина и у него есть душа, мы тем самым задаем рамку восприятия этого другого. Подобные высказывания позволяют нам придерживаться тех или иных убеждений касательно других людей – убеждений относительно их желаний, чувств и образа мыслей. Высказывание, выражающее убеждение, всегда амбивалентно: недостаточно знать, какие факты окружающей нас действительности делают его верным, нужно также иметь представление о том, что было бы, если бы оно оказалось ложным. Рамочное высказывание «У нее есть душа» не амбивалентно. Мы не знаем, что бы оно означало, если бы было ложным. Тот факт, что другие человеческие существа обладают душой, то есть подлежат психологической интерпретации, является не гипотезой, а рамкой репрезентации людей как таковых. Рамочные высказывания определяют способы репрезентации объектов нашей действительности. Посредством рамочных высказываний выражается отношение, не являющееся результатом того или иного решения. Это вовсе не значит, что позиция, очерченная рамочными высказываниями, неизменяема, однако ее изменение не зависит от принимаемых решений.