Достоинство возраста. Как относиться к старению - [22]

То есть один, пока не наестся, думать ни о чем не может. Другой отдаст последний и первый кусок близким, предпочтет заботу или просто общение еде. Третий — голодный студент, ученый. Про большинство великих умов приходится читать, что они часто забывали поесть (Циолковский, Ньютон и др.). Это не только ученые, это путешественники, люди искусства… это дети, которым, пока не переучат, всегда важнее игра, исследование, чем еда.

Почему я предлагаю рисовать пирамиду потребностей наоборот, основанием вверх?

Маслоу справедливо отмечал, что человек (среднестатистический) не очень-то думает о чем-то еще, когда голоден.

Это, кстати, входит в противоречие с теорией о развитии лобных долей мозга и практикой думающих людей.

С Абрахамом Маслоу «спорит» другой великий психолог — Виктор Франкл, «изучавший» людей в концлагерях фашистов. Он убедился на себе и тысячах других людей: для выживания куда более важны осмысленность существования, чем насыщенность желудка и быт.

Пока еще живо поколение людей, которые помнят войну, спросите их, почитайте рассказы. Страшный, жестокий эксперимент, но множество свидетельств — голод пережили те, кому было зачем жить. Причем жесткий голод.

Да, они запомнили этот голод, и страх перед ним омрачил их дальнейшую жизнь (и часто жизнь нескольких поколений потом). Те, кому сейчас 30–50, — откормленное поколение детей познавших голод родителей и их родителей, привыкшее есть много и разнообразно, есть про запас, по расписанию, как собаки Павлова. Их страх голода — это страх повышения цен и уменьшения потребительской корзины, воплощенной в заваленной тележке супермаркета.

На семинарах и лекциях про старость постоянно приходится слышать реплики: старики голодают, им не хватает на хлеб. Это как миф про волков. Безосновательный и живучий. Я прошу обычно показать мне реально человека, умирающего от голода. Сейчас всем «не хватает на еду». Всем, кого ни спроси. Под этим подразумевается: не хватает на кофе и полуфабрикаты, водку и окорочка, колбасу и пряники… Мои дети тоже часто говорят: «Что, совсем нечего поесть?», подразумевая, что не хотят суп, а хотят печенье.

Да, хлеб дорожает. Но есть ли пенсионеры, которые не могут себе купить вдоволь хлеба? А тем более муки и соли, крупы и овощей?

Один из коллег назвал это — финансовый страх голода.

В деревнях тоже все жалуются на «нечего есть». В соседней с нами деревне всего две бабушки держат коз и кур, держат огород. Остальные в основном страдают лишним весом, покупают помидоры и колбасу в магазине и жалуются на маленькие пенсии и отсутствие сил.

У меня вопрос, к сожалению, практически крамола: если стало тяжело держать корову и тем более поросят — не сигнал ли это, что пора отказаться от жирного (а не переходить на колбасу)? Куры и грядки много сил не требуют (всего от пары часов телевизора отказаться), а ходить в лес за ягодами и молодой крапивой вообще полезно.

А что же те, кто не сумел перебраться на землю и живут в старости в городе? Там я тоже не видела голодающих. У всех есть пенсии, есть и у нас социальные службы, пусть бюрократизированные и коррумпированные, но есть. Я видела стариков, которые в растерянности стоят в супермаркетах, с тоской глядя на изобилие. Но это не голод.

Трудность еще в том, что СМИ, и особенно ТВ, постоянно подстегивают к необходимости, обязательности большого потребления, раздувают страхи о «голодающих стариках». И то и то — лишь выгодная ложь.

Есть — это само собой. Даже задуматься о вариантах часто кажется недопустимым. А почему?

Массимо Монтанари в своем исследовании «Голод и изобилие. История питания в Европе» пишет, что после краха Римской империи ситуация с продовольствием хоть и колебалась от голодных периодов к тучным, в общей динамике постоянно ухудшалась до XVIII века, который был по-настоящему голодным. Все меняется к лучшему только к концу XIX века. Монтанари пишет, что окончательно голод ушел из Старого Света лишь в конце 1950-х. Свидетельство тому — новые представления о красоте фигуры.

Окончательно ли?

Мой отец, переживший голодное детство, до сих пор неспокойно относится к пище. Мы выросли внутри этого страха, перерастающего в пищевой контроль и насилие.

Следующее поколение или удовлетворяет запрос обжорством, или протестует анорексией. Пищевой контроль стал традицией. Он абстрагировался от потребностей организма, а стал методом дрессировки неизвестно для чего.

В старости полезно есть меньше, менее разнообразно, меньше химии, полезно потреблять меньше продуктов и меньше нагружать желудок. А еще более полезно справляться, противостоять абсурдам, навязываемым нам социумом и собственными привычками и тревогами.

Страх отстать

Надо ли его бояться? Во-первых, все равно отстанем. Уже. Мозг не сможет впитать столько информации. Информированность заменяется открытостью, доверием, любопытством, уважением.

Допустим, вы не знаете, как пользоваться лифтом или системой связи «Скайп». Я люблю рассказывать эпизод, подсмотренный в Юхнове. Старая женщина в магазине электроники просит молодого продавца помочь ей пополнить баланс на телефоне, он беспрекословно откликается, подходит к аппарату и терпеливо объясняет ей пошагово действия. Они перешучиваются. А когда он отходит, я не выдерживаю и говорю ей: «Там же все написано! И вы, похоже, не первый раз?» Дама лукаво улыбается в ответ: «Ну и что? Это мой ученик, я с ним шесть лет в школе возилась. Мне нравится, когда он меня теперь учит». Она пользовалась своим учеником, своей открытостью и чувством юмора.