Доставить и выжить - [7]

— Даже так?

— То же произойдет в случае термического воздействия на сам "дипломат", при попытке вскрыть его автогеном, например…

— Серьезная коробочка.

— Заказ Министерства обороны. Таких в России всего несколько штук.

— В наше время ничего подобного не было.

— Кто его знает, — пожал плечами Ричи, — может, и было. Такие игрушки предназначались для официальных лиц: военных атташе, высшего генералитета, чтобы, значит, секреты не попали в руки врага. В случае опасности — набрал три раза "левый" код и экологически чисто уничтожил военные секреты Советской Армии. Да и если украдут, есть шанс, что не раскусят секрета и сами все уничтожат.

— Но есть и минусы…

— Есть, куда же без них. Самолет, понятное дело, категорически отпадает.

— Да. И в плане маскировки — кейс он кейс и есть.

— Кожаный чехол в принципе стандартный, легко снимается.

— А в "металлическом" виде он будет выглядеть, как голый мужик на торжественном приеме в Кремле…

— В этом и заключается твоя задача — не дать его уволочь. За то и платим.

— Мне будет известен код?

— Не только будет известен, ты сам его и установишь. После того, как убедишься, что внутри именно то, что нам нужно. А то мы потом, в случае чего, концов не сыщем. Код устанавливается с внутренней стороны, как в камере хранения. Любое пятизначное число.

— Надеюсь, маршрут следования и способ транспортировки я выбираю сам?

— Полная свобода действий! Твоя голова под прицелом, тебе и банковать.

— Тысячи долларов на расходы мало. Действительно мало. Кто знает, кого придется покупать и какой транспорт "фрахтовать". Я отчитаюсь.

— Ладно, — кивнул Ричи. — Ты, главное, сделай дело, доставь сюда эти чертовы облигации, и никакого отчета не понадобится.

— Постараюсь.

— И еще, Луис…

— Я знаю правила игры. Мог бы об этом и не говорить, хотя бы в память о нашей совместной службе. Такие вещи нам вбивали в головы намертво.

— И все же я скажу. Никому ни слова об этом задании. И так информация хлещет, как струи воды из старого садового шланга…

6

Зайдя в будку уличного таксофона, Луис набрал знакомый номер.

— Слушаю, — раздалось в трубке после четвертого гудка.

— Мона, здравствуй, это я.

— О-о, Луис, дорогой! Давненько ты не звонил старой боевой подруге!

— Так уж и старой! Не кокетничай.

— Здравствуй, мой мальчик, здравствуй. Рада тебя слышать. Как твои дела?

— Об этом я и хочу с тобой потрепаться. Примешь бывшего коллегу?

— Что за вопрос!

— Через полчаса буду.

— Ты не меняешься, мой мальчик, — открыв дверь, произнесла хозяйка дома, — смотришься все таким же молодцом. А я вот… старею…

— Не выдумывай! — поцеловал ее в щеку Луис. — Какие наши годы.

Мона, действительно, выглядела старше своих лет. Располневшая, со стянутыми в пучок на затылке черными с проседью волосами, в очках, она походила на типичную учительницу старших классов предпенсионного возраста. В ней ничего не осталось от той яркой красавицы-"челночницы", которая на стрельбище давала фору иным мужикам и не знала отбоя от поклонников. Луис с удивлением подумал, что когда-то он был близок с этой женщиной.

— Что тут у тебя? Ага, коньяк и фрукты, джентльменский набор. Ну, проходи, располагайся, я буквально на минуточку.

Мона ушла на кухню, а Луис огляделся, хотя бывал здесь и раньше. Типовая однокомнатная квартира со стандартной обстановкой. Чистота, аккуратность, ничего лишнего, отсутствует элемент некоего женского уюта.

— Не думаю, что ты просто соскучился по мне, — сноровисто накрыв стол, произнесла Мона. — У тебя до смешного беззаботный вид, будто ты на задании.

— Разве от тебя что скроешь! — широко улыбнулся Луис, разливая коньяк.

— Сначала выпьем или сразу к делу? — прищурилась хозяйка дома.

— Сначала выпьем.

— Ну, со свиданьицем.

Они чокнулись, выпили.

— Твои как?

— Отец по-прежнему плох. Мама с ним вся извелась.

— А врачи что говорят?

— Да что они скажут! Нужны лекарства. Знаешь, специалисты ушли, кто на Запад, кто — в частную практику. Одно название, клиника КГБ!..

— ФСБ, — поправил Луис.

— Да хоть НКВД! Бардак — он и есть бардак. А, ладно! — махнула Мона рукой.

— Не переживай.

— Мать жалко. Да и отца: чекист с сорокалетним стажем, полковник, два ордена Ленина, а отношение к нему, как к какому-нибудь слесарю-забулдыге. Все же, что ни говори, раньше было не в пример лучше…

— Нам с тобой.

— Что? Не поняла.

— Слесарь, который в твоем представлении непременно забулдыга, вовсе не считает, что люди в погонах достойнее его. И бытовавший в недавнем прошлом на одной шестой части суши миропорядок не представляется ему самым справедливым и гуманным. Вот не представляется, хоть ты тресни!

— А нынешний? — Мона закрыла один глаз, вроде как подмигнула не до конца.

— Что — нынешний?

— Нынешний порядок представляется ему справедливым и гуманным?

— Нынешний — тем более нет.

— В том-то вся и беда, — вздохнула Мона, открывая глаз, — что сейчас хуже прежнего. Не кому-то стало хуже, а хуже вообще. Всем. А главное — слесарю.

— Может, выпьем за слесаря?

— Еще чего! Его-то я ненавижу больше всех.

— Да что ты! В чем же причина столь радикального "антислесаризма"?

— Так ведь он во всем виноват!

— Он?! Ты не путаешь? Не евреи? Не "демократы"? Не диссиденты? Не гнилая интеллигенция, а простой слесарь? — Луис рассмеялся. — Ну, вы даете, товарищ майор! Надо же, слесарь — первопричина всех бед на Руси!