Досье «72» - [30]

Бывшие воины составляли арьергард шествия. Среди них была горстка ветеранов, которые были недовольны, ну, совсем недовольны тем, что им удалось выжить и избежать участи партизан в джунглях Индокитая, в Алжире, а некоторым даже в боях с гитлеровскими ордами только затем, чтобы пасть от ножа правительства, которому они поверили.

Сердце кровью обливалось, глядя на то, как возмущаются баловни режима. Традиционное духовенство, непримиримые борцы за жизнь, отставные военные, все эти сторонники дисциплины и порядка сами теперь устраивали беспорядки, старались укусить руку, которую еще вчера целовали. И они, ободренные присутствием тысяч сторонников — полтора миллиона, по данным префектуры полиции, три — по мнению организаторов шествия, — охваченные лирическим порывом от воспоминаний о первых христианах, об отваге, которую они проявляли, идя на казнь, они запели новую молитву, но уже более стройными и твердыми голосами. Ведь, в конце концов, ничего еще не было решено, голосование «против» могло еще все отменить, об этом все вокруг только и говорили.

Чуть дальше в этой огромной процессии шли руководители оппозиции, с трехцветными лентами, повязанными через плечо, взявшись за руки и демонстрируя наконец-то вновь обретенное единство, они взвешивали все «за» и «против». Дела их были плохи, что вынудило их отдать пальму первенства сторонникам европейской интеграции. Но тем самым они одним выстрелом убивали двух зайцев: присутствие в первых рядах этих просвещенных могло поставить правительство в двойственное положение. А сами они, выражая свою солидарность с пожилыми людьми, вели себя не столь активно, скромничали, чтобы не озлоблять против себя молодежь. А молодые люди стояли вдоль всего маршрута шествия — фаланги Бужона хорошо поработали — и состязались друг с другом в остроумии, понятно, не всегда корректном, наблюдая за прохождением этой бесконечной вереницы людей.

Позади политических деятелей, в ряды которых затесались завсегдатаи мероприятий шоу-бизнеса, забытые певцы, сошедшие со сцены актеры, билось истинное сердце манифестации. Шествуя в окружении профессиональных демонстрантов, эти постоянные участники прошлых демонстраций, эти люди с баррикад шестьдесят восьмого года, вновь испытывавшие чувства своего двадцатилетнего возраста, бросали призывы, которые сразу же подхватывались толпой: «Мы все семидесятилетние, мы все семидесятилетние». В их рядах наблюдалось какое-то замешательство. Скандировать слово «семидесятилетние» было неудобно, несовпадение звуков, и все летит вверх тормашками, клич не совпадал с ритмом шагов. Июньская жара тоже не помогала делу. Как настоящие профессионалы своего дела, застрельщики привлекли на помощь аккордеон и народные песни. Это позволило старикам договориться между собой о новом лозунге. После непродолжительных споров выбрали «Геноциду нет!». Без особых выдумок, но более подходящий, чем первый. И толпа стала послушно скандировать «Геноциду нет!», а в это время зевакам стали раздавать голубые бейджи «Не тронь моего дедулю!» и розовые «Не тронь мою бабулю!» Голубые и розовые, но обрамленные черным. Интересная находка!

Движущаяся и кричащая, ощетинившаяся плакатами и транспарантами, весело поющая, скандирующая лозунги и припевы, которые время от времени предлагали подхватить громкоговорители, процессия на каждой остановке представляла собой великолепное зрелище: множество наспех установленных складных стульев с их полосатыми или фантазийными спинками, маленькие разноцветные квадратики. Это было очень красиво. Цветущий луг.

На первый взгляд это можно было принять за народное гулянье, на которое направлялась деревенская молодежь. Потому что среди манифестантов было много молодых людей, их легко можно было заметить по их джинсам, по ярким рубахам, по модным стрижкам, по серьгам в ушах или в ноздрях, по черным курткам с металлическими заклепками. Молодежь семидесяти — восьмидесяти лет.

Это явление, которого не наблюдалось ни в одной из приграничных стран, родилось, очевидно, во время хитроумной кампании обесценивания стариков. Когда их начали высмеивать, указывать на них пальцем, старики вначале приняли мудрое решение: не высовываться, делать так, чтобы их не замечали. Но вскоре, вдохновленные отставными специалистами по связям с общественностью, которые поспешили подать личный пример, добрая часть пенсионеров решила воспротивиться такому недоброжелательному отношению к себе. Это я-то старик? Никогда! Вдохновленные менторами, заваленные советами некоторых журналов — тут нельзя переоценить работу по оказанию моральной поддержки, по поддержанию в тонусе и в хорошем расположении духа еженедельника «Серебряные волосы», — старики стали косить под молодых. Им удалось разрушить облик, который приписали их сверстникам, штамп согбенного, усталого и безучастного старца, которого интересует лишь содержимое его тарелки да погода на завтра.

Они сменили свой гардероб, не побоялись покрасить волосы в каштановый, белый, оранжевый, голубой цвет. Они купили себе кожаную одежду, модные побрякушки, сапоги-казаки, кроссовки. Поменяли свои семейные фургоны на машины с кузовом купе без прицепа для каравана, на кабриолеты, на мотоциклы. Стали ходить в ночные клубы, танцевать до утра. Вальсы, танго… они не натирали полы, дружок, они стали отплясывать взрывные танцы, как дикие животные, они полюбили техно-музыку, рэп — это то, что надо. Конечно, им трудно было поначалу привыкнуть к манере разговаривать путем перестановки слогов, но это не помешало им записаться в молодежные ассоциации: гуманитарные, социальные, спортивные. Они стали полезными.