Дорогой Чарлз - [2]

Однако вернемся к семейным делам. Профессор Хэдли принял театральную позу и произнес речь. Он сообщил, что его прибор продемонстрирует то, что теоретически доказать невозможно. И с торжественным видом повернул переключатель.

Он оказался совершенно прав, когда говорил о демонстрации невозможного! Профессор не знал пределов своего гения и возможностей прибора. Когда он включил рубильник, загорелись лампы, все заискрило, от изоляции повалил дым…

А профессор Хэдли, сияя, приобрел довольно симпатичный красновато-коричневый цвет и, сохраняя удовлетворенное выражение лица, медленно растворился в воздухе. Он исчез, радостно улыбаясь и светясь, точно неоновая реклама.

Мы смотрели, разинув рты. Примерно через три секунды раздался громкий треск — и устройство вспыхнуло. Во все стороны полетели искры, изоляция загорелась. Прибор прекратил работать — в этом не было ни малейших сомнений. А профессор Хэдли так и не появился.

Мне не получится долго удерживать твое внимание, Чарлз, поэтому я не стану рассказывать о резонансе, который вызвало это событие. И хотя свидетелями исчезновения профессора было пятеро студентов, нам не поверили. Полиция мрачно намекала на нашу причастность к убийству, но ничего не смогла предъявить из-за отсутствия пресловутого corpys delicti [1]. Затем они изучили бумаги профессора Хэдли и обнаружили, что он вел переписку с семнадцатью женщинами, членами клуба «Одиноких сердец». Он всем представлялся как молодой и богатый холостяк, а те отвечали ему подобной же ложью. Полиция начала допрашивать женщин, потом появилось заявление, что в самое ближайшее время следует ждать ареста, и наша пятерка счастливым образом восстановила добрые имена.

К тому же произошли и другие события, которые помогли отвести от нас подозрения. В день выпуска декана женского курса обнаружили на самом верху статуи основателя университета, где она решила отпраздновать окончание учебного года. Она стояла на бронзовой шляпе основателя и пела «Малиновку в веселом месяце мае» на разные голоса — серьезное достижение для одной женщины, — а в качестве купального костюма использовала полотно Пикассо, взятое на факультете искусств. Так что всеобщее внимание было отвлечено от менее впечатляющего исчезновения профессора Хэдли.

Могу лишь добавить, что тайна так и не была раскрыта. Никому не удалось узнать, куда он пропал. Однако меня не удивит, если когда-нибудь его зубные протезы найдут среди окаменелостей верхнедевонского периода. Просто некоторое время спустя мне удалось узнать, что профессор случайно создал машину времени, а вовсе не прибор, доказывающий гипотезу Лоренца-Фитцджеральда. А если учесть, что я довольно хорошо знал профессора Хэдли, то не сомневаюсь, что он настроил прибор на путешествие в обратном направлении.

Однако я опережаю события. Следует напомнить, что мой выпуск состоялся через две недели после исчезновения профессора. Впрочем, летом мне пришлось поработать в кафе, чтобы расплатиться по долгам, поэтому я остался в маленьком университетском городке. Школьные училки заполнили кампус, намереваясь получить знания и дипломы, которые позволят им рассчитывать на более высокий заработок, если, конечно, по ходу дела им не удастся подцепить мужа. Время не стояло на месте.

И тут появился Джо. Я говорю «Джо», чтобы не ставить его в неудобное положение. Он был одним из тех блестящих студентов, о которых все быстро забывают. Он решил выбрать карьеру преподавателя. Джо получил великолепное образование, поскольку всегда отличался усердием. В своем роде он был отличным парнем — однако всем было на него наплевать. Ему тут же предложили читать курс профессора Хэдли летним очкарикам, хотя никто не сомневался, что осенью на его место возьмут того, кто знает гораздо меньше, но умеет себя преподнести. Очень жаль. Я и сам обошелся с Джо не лучшим образом, но…

Кто-то рассказал Джо о том, что случилось с профессором Хэдли. Он тщательно все продумал и обратился ко мне, как к одному из свидетелей печального происшествия. Джо с самым серьезным видом заявил, что профессор Хэдли был весьма способным человеком, и если он говорил, что способен подтвердить теорию Лоренца-Фитцджеральда, то стоит попытаться повторить его путь. Помогу ли я восстановить сгоревшее устройство и выяснить, в чем была проблема? Если он сумеет найти ответ на этот вопрос, у него появится возможность написать статью и, если ее напечатают, шанс закрепиться в штате университета…

Я его пожалел. Кроме того, некоторые училки начали слишком часто посещать кафе, где я продавал лимонад. В особенности в то время, когда я заканчивал работу.

Я вспоминал физическую лабораторию как спокойное место, где вечером можно мирно выпить бутылочку пива. Или утром, если на то пошло. И я согласился помочь Джо. Мы приступили к работе. Вот как появляются на свет прапра-пра…правнуки.

Ты явился результатом нашего эксперимента, Чарлз.

Пойми, Чарлз, я должен изложить эту историю в виде рассказа, чтобы его напечатали, а Харл Вэнс показал тебе. Надо же как-то дать ход этому делу?

Речь идет о парадоксе — если ты еще сам не заметил. В моем столетии и в моей жизни все события происходили в июне и июле прошлого года. То есть миновало двадцать два месяца с того момента, как мы с Джо восстановили устройство профессора Хэдли. Потом мы отошли от него на безопасное расстояние и включили. Однако устройство перенесло меня в тридцать четвертое столетие, где Джинни с большим интересом дожидалась будущего жениха, поскольку прочитала это письмо. Но двадцать два месяца назад я его не писал.