Дорогие гости - [50]

– Скажи, чтобы он перестал, Фрэнсис!

– Я ни при чем, Фрэнсис, это все она!

Даже несмотря на выпитый джин, Фрэнсис начала раздражаться. У нее возникло ощущение, что Барберы не просто дурачатся, а разыгрывают какой-то странный спектакль, обидный для нее. «И если я сейчас выйду из комнаты, – подумала Фрэнсис, – вся их веселость мигом исчезнет и они будут сидеть здесь, бок о бок, в холодном молчании».

Вероятно, Барберы думали то же самое, а потому, когда Фрэнсис подалась вперед, собираясь встать, оба разом угомонились, словно и впрямь не хотели, чтобы она уходила. Фрэнсис глотнула еще джина, торопясь поскорее прикончить стакан, и с удивлением обнаружила, что тот уже на три четверти пустой. Как только она допила до дна, Леонард вскочил с дивана и выхватил у нее стакан, чтобы снова наполнить, вместе с двумя другими. Фрэнсис запротестовала, когда он двинулся на кухню, и запротестовала, когда он вернулся обратно и всучил ей стакан. Там, считай, один лимонад, заверил Леонард. С первым же глотком Фрэнсис поняла, что это неправда, но – странное дело – нимало не огорчилась. А когда она со смутным беспокойством подумала о матери в комнате внизу, к этой мысли примешалось какое-то темное, нехорошее чувство. «Мать мне не указ: что хочу, то и делаю», – сказала себе она.

Ну и куда теперь направился Леонард? Вот ведь не сидится человеку на месте!

Он подошел к комоду и достал из него что-то – изящную коробку с откидной крышкой. Потом вернулся и поднес Фрэнсис открытую коробку, точно официант.

– Что скажете? – (Там лежали сигареты – толстые, черные, иностранного вида.) – Первосортное курево. Подарок от благодарного клиента. С Востока привезены. Слышите восточный аромат? – Он поводил коробкой у нее под носом.

Фрэнсис не поняла, предлагает он взять сигарету или просто хвастается. Она кивнула:

– Очень мило.

– Ну и?

– Ну и – что?

– Не желаете покурить?

– О… я думала, вы не одобряете, когда женщины курят.

Леонард ошеломленно вытаращил глаза:

– Что? Я? Да кто вам сказал такое! Я целиком и полностью – за права женщин. Я настоящая миссис Панкхёрст![14]

– В самом деле?

– Да!

Фрэнсис заколебалась, потом услышала какой-то звук в комнате внизу и, в очередном приступе отваги, запустила руку в коробку и вытащила самую толстую сигарету.

Леонард расхохотался:

– Ох, Фрэнсис! Я всегда знал, что вы совсем не такая, какой кажетесь!

Он извлек из кармана спички и дал ей прикурить. Рядом на столике стояло серебряное блюдечко с двумя-тремя окурками, но Леонард принес для Фрэнсис напольную пепельницу, уродливую псевдобронзовую штуковину, которую показным жестом поставил около кресла.

Лилиана наблюдала за ними с таким видом, будто происходящее не очень ей нравилось. Когда Леонард снова уселся подле нее, с коробкой в руках, она потянулась за сигаретой.

– Раз Фрэнсис курит, я тоже покурю.

Он мгновенно отдернул коробку прочь:

– Даже не мечтай.

– Почему?

– Эти сигареты слишком хороши для тебя. Кроме того… – Он пригладил усы. – Возможно, я захочу поцеловать тебя позже – и это будет все равно что целоваться с мужчиной.

– Тогда ты поймешь, каково приходится мне.

Они немного поборолись за коробку, но наконец Лилиане удалось выхватить из нее сигарету, и Леонард с недовольным видом чиркнул спичкой. С минуту они трое сидели молча, слегка одурев от крепкого табака. Дым вытекал струйками у них из губ и ноздрей, осязаемый, как муслин, – голубовато-серый там, где недвижно висел в тени, зеленый там, где клубился в янтарном свете лампы.

Очень скоро комната стала походить на опиумный притон, каким его представляла себе Фрэнсис. Лилиана и Леонард сидели в лениво-расслабленных позах, скорее даже полулежали: Лилиана – с поднятыми коленями, Леонард – с вытянутыми ногами, заброшенными на красный кожаный пуф. До сих пор Фрэнсис все время сидела прямо, на краешке кресла, но теперь, когда Барберы вольготно развалились на диване, такая поза казалась неестественной. Она откинулась назад, отдаваясь мягким объятиям плюша. Леонард указал ей на рычажок на подлокотнике сбоку. Фрэнсис с некоторой опаской потянула за него – и кресло со скрипом разъехалось, превратившись в подобие кушетки. Голова у нее запрокинулась, ноги оторвались от пола, и выпитый джин словно бы хлынул во все жилы. Фрэнсис ощущала себя неким сосудом со спиртным, которое, когда она приняла положение, близкое к горизонтальному, растеклось в ней шире. «Да я малость окосела, – изумленно подумала она. – Господи, вот неприлично-то!» Но и эта мысль нисколько ее не взволновала; сейчас ей было решительно наплевать на все. К тому же Барберы гораздо пьянее, чем она, поскольку начали задолго до нее. В этом смысле у нее есть преимущество перед ними, небольшое, но принципиально важное. Что же касается кресла – так это прямо откровение какое-то! Чудо инженерной мысли! Вот он, класс служащих. Пускай они люди совершенно бескультурные, но уж что-что, а толк в комфорте они определенно понимают…

Когда Фрэнсис – спустя, как ей показалось, всего минуту – взяла свой стакан, она опять с удивлением обнаружила, что в нем уже ничего не осталось, и Леонард, все время следивший за ней краем глаза, опять встал, взял все три стакана и отправился на кухню, чтобы наполнить. Вернувшись и раздав стаканы, он остался стоять, блуждая взглядом по комнате и задумчиво прищелкивая языком.