Дорогие гости - [185]

Какое-то время Фрэнсис владел страх столь сильный, что все звуки доносились до нее будто бы откуда-то издалека. Она увидела, как в клетке для подсудимых возник Спенсер Уорд – приведенный конвоиром из какого-то коридора внизу, он вырос из пола, точно ассистент фокусника. Она напряженно выслушала, как Уорду зачитали обвинение и спросили, что он желает заявить суду. Потом услышала ответ: «Я заявляю о своей невиновности». Голос парня дрожал и пресекался, как у провинившегося школьника. Далее началось приведение к присяге присяжных заседателей, одиннадцати мужчин и одной женщины, – монотонная процедура, немного успокоившая Фрэнсис. Она пристально вглядывалась в лица людей, по очереди произносивших клятву, искала в них признаки доброты и милосердия. Но все они выглядели персонажами самыми заурядными и совершенно неискушенными в судейском деле: женщина в вычурной шляпке, мужчины, либо имевшие глуповато-смущенный вид оттого, что на них все смотрят, либо, наоборот, горделиво расправлявшие плечи и вздергивавшие подбородок от сознания собственной значимости. Вон тот последний, подумала Фрэнсис, наверняка старшина присяжных. Он походил на сметливого лавочника: уже разглядывал парня оценивающе, как разглядывал бы дешевый товар, доставленный поставщиком в подпорченном состоянии.

Теперь пожилой адвокат с одутловатым лицом встал и обратился к суду. Фрэнсис сообразила, что это и есть мистер Айвс, о котором говорил юрисконсульт, и что он начал свою обвинительную речь. Она заставила себя сосредоточиться, подалась вперед и застыла в напряженной позе. Дуглас, сидевший с ней рядом, сделал то же самое. Но словесные угрозы парня, первое нападение, дубинка, волосы с пальто и прочее – все это было уже очень знакомо по полицейским слушаниям, вплоть до трепета ужаса, который прокатился по залу минут двадцать спустя, когда мистер Айвс ненадолго умолк, чтобы предъявить присяжным дубинку. Когда он начал вызывать свидетелей, Фрэнсис поняла, что запросто могла бы выступить вместо любого из них, ибо все они уже не раз давали показания при ней: полицейский, объяснявший план проулка; констебли Харди и Эванс, рассказывавшие об обнаружении тела; медик, констатировавший смерть Леонарда на месте преступления… После адвоката Айвса к трибуне вышел полицейский врач, мистер Палмер, и сообщил суду неприятные подробности о повреждении, причиненном мозгу Леонарда. На сей раз он принес с собой вещественное доказательство, свидетельствующее о характере кровотечения. Он снял крышку с маленькой коробочки и извлек из нее заскорузлую темную тряпицу – воротник Леонардовой рубашки. Воротник его рубашки! Фрэнсис недоверчиво всмотрелась – он и близко не походил ни на что, запомнившееся ей из той ночи, какой-то измятый лоскут вроде высохшей змеиной кожи. Когда воротник поднесли к присяжным, некоторые из них подались вперед, внимательно рассматривая, а другие лишь раз глянули и быстро отвели глаза. Женщина демонстративно отвернула лицо, как будто ей стало дурно. Но всем до единого присяжным сделалось нехорошо при виде следующего вещественного доказательства – фотографий пробитой головы Леонарда, которые были вручены сметливому лавочнику, а затем передавались из рук в руки. С общественной галереи донеслись разочарованные вздохи и возгласы людей, безуспешно старавшихся рассмотреть снимки.

Здесь, впервые за все время, мистер Трессилиан встал, чтобы задать вопросы со стороны защиты. Он хотел, в частности, прояснить один момент, связанный с кровотечением. Не кажется ли вероятным, что при нанесении такой раны на одежде нападавшего должны остаться брызги крови?

Мистер Палмер благодушно кивнул:

– Да, такое вполне возможно.

– Тогда как вы объясните тот факт, что на одежде обвиняемого подобных следов не обнаружено?

– На это мне нечего сказать – кроме того, конечно, что одежду легко выстирать или выбросить. Но кровь была обнаружена на дубинке.

– Кровь, которая неизвестно, человеческая ли?

– Кровь, которая почти наверняка человеческая.

– Кровь, принадлежность которой человеку по имени Леонард Барбер, установить нельзя – как нельзя, по вашим же словам, с уверенностью утверждать, что волосы с пальто мистера Барбера по всем признакам совпадают с волосами обвиняемого? Так?

Врач медленно кивнул, с видом уже не столь благодушным:

– Да, так.

Мистер Трессилиан вернулся на свое место за адвокатским столом. «Ты куда? – мысленно завопила Фрэнсис, глядя, как он усаживается. – Ты чего? Продолжай! Не останавливайся!»

Но он уже делал какие-то пометки на листке бумаги, храня поистине поразительное спокойствие: молодой человек в роговых очках, всего годом-двумя старше самой Фрэнсис, с худым лицом и бледными длиннопалыми руками, напомнившими ей руки Джона-Артура. Возможно, у него есть сестра вроде Фрэнсис и мать вроде ее матери. Сегодня утром он встал с обычной кровати и позавтракал, в точности как Фрэнсис, – возможно, тоже ощущая холодок волнения под ложечкой… Сердце у нее болезненно сжалось при мысли о бесполезности любых усилий. Нет, Трессилиан нипочем не справится. Слишком молод и неопытен. Ох, лучше бы парня защищал мистер Айвс! Вот он, сразу видно, настоящий адвокат: как в книжках, как в фильмах. Сейчас, например, он что-то обсуждает с судьей, и Фрэнсис хотела для Уорда именно такого адвоката, который бы вот так прояснял какой-то юридический вопрос, невозмутимо поглаживая лацкан своей мантии. Их с Лилианой не спасет человек, который годится ей в братья, который расхаживает по дому в носках и валяется на диване, вытянув длинные ноги и скрестив тощие лодыжки.