Дорогие гости - [16]

Порывшись в кармане, Стиви достала портсигар и зажигалку:

– Идет.

Она отрезала себе ломоть и уселась в плюшевое кресло, касаясь коленом плеча Кристины. Теперь Фрэнсис заметила, что ногти у нее черные от глины, а на левом виске – грязный, смазанный отпечаток большого пальца, похожий на синяк.

Кристина тоже заметила пятно на виске и потянулась, чтобы его стереть.

– Ты похожа на трубочиста, Стиви.

– А ты, – ответила она, с удовольствием рассматривая Кристинино мятое платье, – похожа на любимую шлюшку трубочиста. – Она откусила большой кусок булки. – Ну, если не считать прически. Как тебе прическа, Фрэнсис?

Фрэнсис в этот момент прикуривала, и Кристина ответила за нее:

– Жутко не нравится, ясное дело.

– Ничего подобного, – возразила Фрэнсис. – Хотя у нас на Чемпион-Хилл она вызвала бы нездоровый ажиотаж.

Кристина фыркнула:

– Что говорит только в ее пользу, по моему мнению. Мы со Стиви на прошлой неделе были в Хаммерсмите – и с каким же негодованием на меня все смотрели, даже не описать! Хотя никто и слова не сказал, разумеется.

– Да кто ж тебе скажет чего-нибудь в лицо, в таком-то квартале. – Стиви доела свой ломоть и облизала грязные пальцы. – Одно время, знаешь ли, Фрэнсис, я жила на Бромптон-роуд. Снаружи во всем такая благочинность – мама моя! Сосед работал в крупной судоходной компании. Женушка его не расставалась с Библией. Церковь по воскресеньям аж три раза, и все такое. Но каждый божий вечер они чуть ли не кочергами друг дружку лупили – через стенку было слышно. Вот вам и класс служащих. С виду смирные. По речам смирные. Но под всеми этими салфеточками и кружавчиками кроется все то же скотство. Нет, по мне, так лучше простой трущобный люд. Они хотя бы скандалят в открытую.

Кристина вытянула ногу и легонько толкнула Фрэнсис.

– Мотаешь на ус? – Потом пояснила, обращаясь к Стиви: – У Фрэнсис теперь есть свой собственный мелкий служащий и своя собственная жена мелкого служащего…

Стиви слушала о Барберах с таким брезгливым выражением лица, с каким, наверное, выслушивала бы симптомы постыдной болезни. При первой же возможности Фрэнсис перевела разговор в другое русло.

– Что происходит в увлекательном мире керамики?

Стиви ответила очень обстоятельно: рассказала о паре новых проектов, которыми сейчас занималась. Ничего авангардного, к сожалению. Никто больше не хочет экспериментов; со времени войны покупатель стал ужасно консервативен. Но она всячески старается пропихнуть абстрактное в фигуративное… Перегнувшись через ручку кресла, Стиви достала из сумки книгу, нашла иллюстрации и места в тексте, поясняющие, что она имеет в виду, и даже сделала для Фрэнсис несколько быстрых набросков карандашом.

Фрэнсис кивала и понимающе мычала, поглядывая на Кристину, которая почти ничего не говорила – просто наблюдала за ними, теребя шнурок на коричневой плоской туфле Стиви. Когда Кристина наклоняла голову вперед, линия челки казалась еще резче, а выступающие на щеки пряди, плоские и острые, походили на лезвия консервных ножей. В прежние времена волосы у нее были длинные, и она их укладывала в пышную прическу, всегда напоминавшую Фрэнсис прелестный цветок бархатца. Когда Фрэнсис увидела Кристину в самый первый раз, сырым пасмурным днем в Гайд-парке, у нее была прическа, подобная цветку бархатца. Ей было девятнадцать, Фрэнсис двадцать. Господи, как же давно это было! Нет, не давно, а в другой жизни, в другую эпоху, столь же непохожую на нынешнюю, как перец на соль. Тогда на лацкане у Кристины поблескивала перламутровая брошка, а на одной перчатке была дырочка, и в ней виднелась розовая ладонь. «Сердце выпало у меня из груди прямо в ту дырочку», – часто говорила ей Фрэнсис впоследствии.

Наконец Стиви выдохлась. Воспользовавшись моментом, Фрэнсис встала, собрала на поднос чайные приборы и сходила на лестничную площадку вымыть руки.

– Спасибо за сигарету, – сказала она, пришпиливая шляпку.

Стиви протянула ей портсигар:

– Возьми еще парочку. Уж всяко получше твоих самокруток.

– О, я вполне довольна своими самокрутками.

– В самом деле?

Кристина протянула своим противным «блумсберийским» тоном:

– Отстань от нее, Стиви. Ей просто нравится быть мученицей.

Они расстались без прощального поцелуя. В холле Фрэнсис мимоходом взглянула на часы привратника и встревожилась: уже почти половина шестого. Она пробыла в гостях дольше, чем собиралась. Она бы с удовольствием прогулялась до Воксхолла или хотя бы до Вестминстера, но надо успеть домой к ужину. Теперь Фрэнсис жалела, что отдала шарманщику шестипенсовик, и корила себя за обед в уютном кафе, а потому решила поехать не на автобусе, а на трамвае, чтобы сэкономить пенни. Она дошла до Холборна, где ходил нужный трамвай, прождала на остановке целую вечность и наконец потряслась в громыхающем вагончике через реку и по малоэтажным тесным улочкам южного Лондона.

Едва она вышла из трамвая, к ней бросился еще один демобилизованный солдат, еще более оборванный, чем предыдущий, с шарманкой. Он поковылял с ней рядом, протягивая раскрытую холщовую сумку и торопливо пересказывая свой послужной список: служил в Ворчестерском полку во Франции и в Палестине, был ранен в ходе одной и другой кампании… Когда Фрэнсис помотала головой, он остановился и хрипло сказал ей вслед: