Дороги своих любят - [13]

– Народ, выдвигаемся. Богослов первый, за ним вор и колдун, я замыкающий. Ступать строго друг за другом... Да побыстрее!

Лис на всякий случай еще повздыхал, но поднялся и зашагал следом за клириком. Пришедший в себя маг последовал его примеру, а наемник на секунду оглянулся назад. Но одной короткой секунды хватило, чтобы заметить, как ненасытная топь жадно чавкнула и проглотила зазевавшегося молодого ворона: в воздухе остались кружиться только несколько черно-синих перьев. Боец поудобнее перехватил рукоять меча, а другой рукой подтолкнул вперед замешкавшегося мага: мол, парень, поторопись. Лис, вопреки обыкновению, не стал задавать лишних вопросов и упираться, а молча ускорил темп. Надо – значит, надо.

Клирик не обернулся и не поднял капюшона, а потому никто не видел его горестной усмешки. Мертвые Топи уже встречали дорогих гостей.

Шли долго. Иногда проваливаясь в мутную жижу по щиколотку, иногда по колено. Несколько раз монах останавливался и то оглядывался назад, то, прищурившись, сверялся с солнцем. И всякий раз торопил друзей вперед.

Нужно обязательно выбраться на остров до темноты.

После захода солнца станет поздно.

Как бы путники не торопились, но они явно опаздывали. Светило неумолимо клонилось к болотам, делая полосу надежды все тоньше и тоньше. Понемногу, однако, под ногами стало суше, и теперь никто не проваливался в зеленоватое месиво. По крайней мере, так глубоко, как раньше. А когда солнце коснулось ровным краешком горизонта, над головами друзей, хрипло выкрикивая насмешки, на восток пролетели вороны. Наемник глухо чертыхнулся, провожая их взглядом.

Клирик обернулся:

– Где-то рядом должна быть старая гать. Если, конечно, они еще не утопили ее.

Услышав про гать, лис приободрился и даже начал насвистывать какую-то мелодию из репертуара бродячих менестрелей. Самое страшное – неизвестность – осталось позади, и теперь хорошее настроение понемногу возвращалось к нему.

Шагов через сто файтер провалился по колено. Пытаясь выбраться, увяз еще больше, и теперь по пояс застрял в топи. Воришка и маг ринулись было ему на помощь, но монах цепко схвати их за руки. «Ни шагу дальше!» – казалось, говорили его глаза. Парни бросили тревожные взгляды на друга, но подчинились безмолвному приказу.

Наемнику показалось, что болото под ним ворчит что-то, шевелится и все сильнее, все крепче обхватывает его ноги. Из мутной жижи высунулась костлявая лапа и вцепилась в черный рукав.

– Проклятье!!! – рявкнул боец и рубанул по лапище все еще оголенным клинком. Где-то внизу глухое ворчание перешло в утробное рычание, но болота немного ослабили хватку.

– Быстрее, – клирик рывком вытащил друга из трясины и, не заботясь ни о чем больше, снова устремился к одному ему известной цели. Маг, вор и наемник поспешили за ним, стараясь не смотреть назад, туда, где болота погружались в вечерний сумрак.

Когда солнце до половины скрылось за рваной кромкой горизонта, квартет ступил на узкий деревянный помост. По нему друзья припустились бегом, а их сапоги глухо застучали по ненадежным, полусгнившим бревнам. Первым теперь бежал вор, умело огибая ветхие участки и предупреждая друзей. Казалось, что болото прислушивается к учащенному дыханию, торопливым шагам и коротким окрикам лиса, чтобы, пропустив в глубину, сомкнуться вокруг вязкими волнами.

Вдруг рыжий обернулся. По лицу его пробежала тень облегчения.

– Смотрите! Остров, там, впереди!

В полусотне шагов из топи поднимался островок, весь заросший крупными кустами, а в глубине – и тоненькими деревьями. Друзья с надеждой переглянулись, обретая второе дыхание. От солнца осталась только узкая бледная полосочка, да и ее норовили скрыть грязно-серые, угрюмо нависающие облака. Но до спасительной суши осталось так немного, только несколько десятков шагов, что каждый успел про себя поверить, что они спасены, что болота отпустили их... Хотя бы на этот раз. И тут случилось что-то, что вдруг отбросило обратно к нулю все возраставший шанс на победу.

В спины уперся хищный взгляд.

Квартет застыл, не в силах двинуться с места. Кто-то сильный приказал им стоять на месте, и они замерли. Их цель – островок посреди мертвой топи – отдалился сразу на стони тысяч миль, хоть и был в тридцати шагах.

Файтер, остановившийся как раз возле прогнившего насквозь бревна, снова провалился по колено в утробно чавкнувшую жижу. Маг дернулся было на помощь, но осел под вперившимся в него взглядом. Руки его безвольно опустились, глаза опустели. Прорвать магией это страшное воздействие оказалось невозможно.

Замешательство длилось минуту, вторую. Так бы и сгинул квартет в гиблых болотах, навсегда бы остались они здесь, не живые и не мертвые – нежитью, призраками... если бы не резкий, внезапный крик: кто-то взвизгнул, высоко и пронзительно, и этот звук разорвал тишину, в одно мгновение рассеяв наваждение. Кричали отчаянно, не ради спасения, а во имя жизни. Наверное, это был чей-то последний вскрик.

И лопнули нити, связывавшие по рукам и ногам четверых друзей. Наемник, грязно ругаясь, стал вырываться из плена трясины, вор уже протягивал ему руку, чтобы помочь. Совсем по капельке, по сантиметру топь отпускала мечника, чем тот не преминул воспользоваться. Вскоре он уже стоял на деревянном помосте, отряхиваясь и благодаря воришку за посильную помощь. Магу было сложнее всех – он до последнего боролся в своей голове с инородным колдовством, не перестав сопротивляться уже тогда, когда трое его друзей замерли безвольными изваяниями. И от этой короткой, (оказалось, такой бесплодной!) внутренней борьбы парнишка устал больше, чем от долгого перехода и утренней работы.