Дороги шли через войну - [20]

Как ни старались наши минометчики, а противник все же приближался к первой траншее обороняющегося батальона. Вот уже из наших окопов ударили станковые пулеметы. Они били слева и справа от Дронова по всей линии обороны. Слева огневые позиции занимали расчеты 2-го пулеметного взвода, которым командовал гвардии лейтенант Владимир Лисянский, справа были его, Дронова, расчеты. Он слышал длинные, размашистые очереди своих пулеметов. И в этой сплошной трескотне слух Дронова различил знакомое «тра-та-та-та». Над полем боя звучала пулеметная «чечетка». Мирзо! Он узнал «голос» бобаджановского «максима», с таким тактом мог стрелять только Мирзо, его ученик…

А Мирзо был во власти боя. Казалось, он забыл обо всем, утратил чувство времени и видел только врагов, помнил только свой солдатский долг.

— Новую ленту, Барот! Быстрей! — поторапливал он своего помощника.

И Барот Юлдашев быстро готовил новую ленту и все делал как надо: старательно заправлял ленту, не допуская ее перекоса и оберегая от песка.

Мирзо говорил:

— Спокойно, Барот. Сейчас дадим «максимке» передохнуть и ты отдохнешь.

Пулемет смолкал, но только на минуту. Мирзо чуть расслаблялся — отжимал спусковой рычаг, отводил ладони от рукояток. А внимания не ослаблял, противника не выпускал из поля зрения. И когда вражеские солдаты, подняв головы, делали новый бросок, Мирзо вновь открывал огонь. Все его мысли были устремлены к стрельбе. Он жил одним желанием: убивать врагов, и убивать как можно больше. И лишь одна «посторонняя» мысль приходила в голову: жаль, что рядом нет командира взвода. Он, конечно, слышал его стрельбу, но было бы лучше, если б Дронов стоял рядом и видел, как стреляет его ученик Мирзо.

Не вместить в годы

…До выступления на телестудии оставалось еще два часа. Виктор Асланович Мурадян решил провести их наедине со своими мыслями. Он хотел было вернуться в гостиницу, посидеть в номере, еще раз полистать записи предстоящего выступления, но ноги сами повели его в противоположную сторону. Он шел все быстрее и быстрее. Со стороны могло показаться, что идущий по улице мужчина с крупными выразительными чертами лица, покрытого плотным загаром, и седой шевелюрой — здешний житель, харьковчанин: так уверенно ходят по большому городу только люди, живущие в нем, знающие с детства все его улицы и переулки.

Августовское солнце припекало, и Мурадян держался теневой стороны улицы. Пройдя два квартала, он свернул на Сумскую улицу и вскоре вышел на площадь Дзержинского. Пораженный ее красотой, Виктор Асланович достал из кармана платок и вытер влажное, горячее лицо. Он остановился и начал жадно вглядываться в открывшуюся панораму.

Он пришел сюда ровно через тридцать лет после освобождения Харькова от гитлеровских захватчиков. В тот день, 23 августа 1973 года, харьковчане чествовали фронтовиков, своих освободителей, прибывших на праздник со всех уголков страны. Подполковник запаса Виктор Асланович Мурадян приехал из Еревана, где после войны нашел и кров и любимое дело. Но был один дорогой для него город — здесь, на Украине, с которым его породнила война…

Опрокинув врага на Курской дуге, наши войска продолжали наступление. Москва салютовала в честь освобождения Орла и Белгорода. На очереди был Харьков. Среди наших войск, наступавших на харьковском направлении, были и воины 89-й гвардейской стрелковой дивизии. Дивизия эта формировалась в Горьком, поэтому ее все звали горьковской. За боевые отличия при освобождении Белгорода соединение получило почетное имя и этого города. Под гвардейским Знаменем дивизии сражались воины более пятидесяти национальностей. Было среди них много украинцев: Середа, Зубченко, Замай, Санько, Дзюба, Никитюк, Саенко… Всем им не терпелось ступить на родную украинскую землю, первыми ворваться в Харьков.

Перед боем заместитель начальника политотдела дивизии гвардии майор Мурадян пришел в полк первого эшелона. Время позволяло накоротке провести партийное собрание. Доклад делал замполит полка. Мурадян внимательно слушал доклад и выступления боевых побратимов. Они звучали как клятва, в них было горячее нетерпение — коммунисты рвались в бой.

После собрания к Мурадяну подошли бойцы, командиры. Выражая общее настроение, красноармеец Санько сказал:

— Эх, скорее бы на Харьков! Там дом мой, семья осталась, полгода никаких вестей…

Виктор Асланович умом и сердцем понимал настроение бойца. Да, дом его рядом, но кто знает, дойдет ли этот солдат-пехотинец до родного порога, да и жив ли кто из родных…

— Теперь уж скоро. Можно сказать, дождался, — сказал Мурадян бойцу. — Вашему полку предстоит штурмовать Харьков со стороны Холодной Горы. Так что вам и брать ключи от города.

— Чем ближе дом, тем тревожней на душе, — поделился Санько сокровенными мыслями. — Чует сердце что-то недоброе. Придется ли свидеться со своими?

— Не переживай, — успокаивал его Мурадян. — Перед боем грусть да кручина — союзницы врага. Вот увидишь, все будет хорошо.

Командира полка гвардии подполковника Середу и заместителя начальника политотдела дивизии Мурадяна связывала крепкая боевая дружба. Григорий Середа родом из Николаева. Перед самой войной окончил Харьковское пехотное училище. Лейтенантом пришел в полк, в котором комиссаром был Мурадян. Тут они и познакомились. Смелый, грамотный офицер, Середа быстро рос как командир. Скоро он принял роту, затем стал комбатом, заместителем командира полка. В свои двадцать два года Григорий Середа стал командовать полком. Он был в дивизии самый молодой командир полка.