Дороги шли через войну - [15]

Гвардии младший лейтенант Дронов узнал эту страшную историю от парторга батальона Попова.

— Сводите туда своих людей, — сказал парторг, — пусть посмотрят… Мы там митинг провели, когда вы были в боевом охранении. Получили мощный заряд ненависти…

Посуровевший младший лейтенант построил взвод и повел к тюрьме. Шли недолго. От мрачного серого здания повернули влево и за тыльной стеной вышли на пустырь, к тому месту, где фашистские палачи совершали казнь. На дне широкого рва пулеметчики увидели закоченевшие тела расстрелянных. Их было не менее двухсот. Жертвы гитлеровских выродков лежали друг возле друга — как стояли вместе, так и упали, сраженные пулями. Людей расстреливали в нижнем белье, руки у некоторых мужчин были скручены колючей проволокой. Среди казненных много стариков, женщин, подростков…

А наверху, на заснеженном пологом краю рва, лежали обгоревшие деревянные ворота с распятыми на них мужчиной, женщиной и ребенком лет трех-четырех — семья, принявшая мученическую смерть…

Сняв шапки, стояли гвардейцы-пулеметчики на краю рва. Стояли молча, цепенея от того, что видели. Командир взвода обвел взглядом суровые лица подчиненных. На выступивших скулах Мирзо Бобаджанова ходили желваки: солдат крепко сцепил зубы и тяжело дышал. Помрачнело, стало землистым лицо Силкина. У старшего сержанта Симакова дрожали губы… Да и сам командир взвода был не менее потрясен страшным зрелищем. Кровь стыла в жилах от лютой ненависти к врагам.

Провели короткий митинг.

— На моей родине, — говорил Мирзо, — в горах Памира, водятся шакалы. Их выслеживают и уничтожают. Но шакал в горах не такой опасный, как фашистский зверь. Мы увидели, на что он способен. Мы запомним этот ров! Мы предъявим фашизму полный счет! Будем беспощадно бить врага и будем спешить, чтоб скорей освободить советскую землю, не дать совершиться новым преступлениям гитлеровских шакалов!

Той же дорогой вел Юрий Дронов пулеметный взвод в свое расположение. Вел и чувствовал, как новая скрытая сила наполнила солдатский строй.

Ранняя весна

Южные теплые ветры пригнали дождевые облака. И без того сырая земля после стаявшего снега набухла, как тесто на дрожжах. Прошли дожди, вода смешалась с черноземом, и почва превратилась в непролазную грязь. Колесные машины стали, забуксовали и гусеничные вездеходы. И даже повозки не двигались; несчастные лошади рвали постромки, вылезали из упряжи, но ни они, ни ездовые ничего не могли сделать, чтоб сдвинуть с места увязшие в грязи повозки… Распутица, бездорожье стали серьезным препятствием на пути наших войск.

В полосе боевых действий 97-й гвардейской стрелковой дивизии наступило короткое затишье. Части готовились к новым боям, пополнялись людьми, техникой, наскоро устраивали свой фронтовой быт.

Возмужали и окрепли бойцы пулеметного взвода гвардии младшего лейтенанта Дронова. Мирзо Бобаджанов стал младшим сержантом, командиром расчета. Для военного человека даже небольшое продвижение по службе — приятное событие. Тепло поздравил Дронов своего подчиненного.

— Выучил на свою голову, — пошутил он при этом, — скоро и меня сменишь.

— Спасибо вам за все, — искренне сказал Мирзо. Он был в той же шинели, в какой пришел из госпиталя, а на плечах красовались новенькие погоны с двумя малиновыми лычками на каждом. — Учиться у вас не перестану, и если буду день и ночь учиться, все равно вас не догнать.

— Не прибедняйся. Цыплят по осени считают. Слышал такую русскую поговорку?

— Слышал. Хорошие слова. Осень — хорошее время. У нас много фруктов собирают осенью. Урюк, инжир, гранат, персик, лимон. Вот разобьем фашистов, приеду в Ура-Тюбе, пришлю ящик цитрусовых. Наедитесь за всю войну.

— Хорошо, дорогой Мирзо. А я тебе пришлю мешок картошки. Ты любишь картошку?

— Сейчас все любишь. Кухня отстала, нет картошки, концентрат варим.

— А как на вашем языке «картошка» будет?

— Так и будет — картошка.

О картошке Дронов заговорил неспроста. В распутицу подвоз продуктов сократился, питаться порой приходилось, как говорили солдаты, «чем бог послал». А «богом» тогда была авиация. Случалось, продукты для бойцов переднего края сбрасывались с самолетов. Одним словом, поварам было не до выбора, а солдатам не до жиру: весь ассортимент составляла либо одна крупа, либо одна картошка.

Вот тогда картошку и стали именовать-величать всякими ласковыми словами: «мать-кормилица», «фронтовая бурёнка», «дорогая бульбочка»… Во взводе Дронова даже конкурс устроили: кто больше назовет блюд, которые можно приготовить из одной картошки.

— Из одной ничего не приготовишь, — сказал кто-то. — Нужна вода, соль…

— Сказал тоже… Вода — не продукт питания, ее с неба не бросают.

Так что воду во внимание не приняли, соль тоже.

— Ну, кто начнет? Считаю по пальцам, — объявил помкомвзвода гвардии старший сержант Николай Симаков.

Начал белорус Тарасевич. Все знали: «бульбочка» — его слабость.

— Картошка «в мундире».

— Раз, — загнул палец Симаков.

— Картошка жареная.

— Два.

— Картофельное пюре, картофельная запеканка, картофельный рулет…

— Подожди, пальцев не хватает! — взмолился Симаков.

— Переходи на запасную обойму, загибай левую пятерню…