Дороги, которым нет конца - [49]

— Ты знаешь историю? — спросил он.

— Здание похоже на старую церковь.

Он поменял руку на рулевом колесе.

— Около 1890 года странствующий проповедник Сэм Джонс совершал ривайвалистские службы в передвижном шатре для простых людей, работавших на берегах реки. Парень по имени Райман был владельцем тридцати пяти пароходов, и он, как и остальные горожане, услышал про вдохновенного Джонса. Райман был абсолютным скептиком, но однажды вечером он спустился в район доков посмотреть, из-за чего поднялась такая шумиха. Что-то произошло, и он вернулся другим человеком.

Он потратил свое состояние на то, чтобы построить «Скинию» для Джонса, и в 1892 году строительство Объединенного евангельского храма было завершено. Это была популярная церковь, но кроме того, там проводились музыкальные мероприятия. Здание имело превосходную акустику, и скоро все захотели там играть. Люди называли его южным Карнеги-Холлом. Здесь проходили не только музыкальные выступления, но и балетные постановки, политические дебаты, бродвейские мюзиклы.

В 1943 году, когда мир нуждался в поддержке и воодушевлении, Райман сдал свою площадку в аренду местной радиостанции для выступлений по субботним вечерам. Шоу «Гранд Ол’ Опри» проводилось здесь в течение тридцати лет. Хэнк Уильямс, Пэтси Клайн, Джонни Кэш… даже Элвис. Все они выступали здесь. — Он постучал указательным пальцем по приборной доске. — К 1974 году шоу «Опри» переросло «Скинию» и переехало в другое место; разумеется, Сэм Джонс к тому времени уже давно умер.

Двадцать лет «Скиния» простояла запертой. Она начала гнить, крыша протекала. Я проникал туда через черный ход и ходил внутри среди запаха плесени и гниющего дерева. Я надеялся услышать эхо великих голосов, но слышал только голубей. Я поднимался на священную сцену, смотрел на ряды пустых мест и гадал, что в мире пошло не так, если пришлось избавиться от чего-то такого хорошего и правильного.

Он вздохнул.

— Наконец музыканты собрали деньги и заново открыли «Райман». Теперь здесь играют разные люди. Некоторые заслуживают этой сцены, другие — нет. Но еще не так давно люди стояли на этой сцене и пели песню, которая была не о них. Это было нечто прекрасное, соединявшее людей. Мне хочется думать, что еще есть люди, которые могут это сделать, потому что такая песня — это нечто особенное. Подобные люди рождаются не часто.

В тот вечер я сидел на балконе вместе с Риггсом и пытался скрыть слезы. Отцу бы это понравилось.

Когда мы выходили после представления, Риггс представил меня одной женщине:

— Джен, это Купер О’Коннор. Проходит под именем Куп, но если ты лучше познакомишься с ним, он разрешит называть себя Пег по причине, которую я до сих пор не понимаю.

Мы обменялись рукопожатием, и Риггс продолжил:

— Он работает со мной и живет над моей лавкой. Он честный малый, очень способный работник и может оказаться для тебя полезным.

На следующий день, когда мне исполнилось девятнадцать лет, я стал работать по вечерам в «Раймане».

Я начал трудиться в сценической бригаде. Мы разбирали одни декорации, чтобы поставить другие для следующего вечернего представления, и дело часто затягивалось далеко за полночь. Много раз у меня оставалось лишь два-три часа на сон, прежде чем Риггс открывал свой магазин.

Работа с Риггсом имела для меня еще одну выгодную сторону. Он был широко известен, имел процветающий бизнес, и в результате через его руки проходило много величайших гитар, на которых мне приходилось играть. «Мартин», «Гибсон», «Тейлор», «Коллинз».

Я по-настоящему влюбился в гитару ручной работы «Макферсон», но с учетом того, что цена на эти инструменты начиналась от семи тысяч долларов, я лишь любовался ими издалека. Дизайн «Макферсона» был создан инженерным гением, который сместил в сторону резонаторное отверстие. У большинства гитар резонаторное отверстие находится посередине, прямо под струнами. Но сам Макферсон утверждал, что центральное расположение заметно снижает резонанс, поэтому сместил отверстие в сторону, увеличив резонирующую поверхность верхней крышки.

Он также совершил другую перемену, решительно отличавшую его гитары от всех остальных, а именно сделал консольный гриф. У большинства гитар гриф соединен с корпусом в «ласточкин хвост», но Макферсон говорил, что это глушит звук. Почему бы не навесить гриф над корпусом для более свободного движения звука и лучшего резонанса? Это сработало. В результате получалась одна из наиболее мелодичных, звонких и певучих гитар, на которых мне приходилось играть. Она как будто обладала собственным голосом. Многие из тех, кто играет в стиле блюграсс, не очень любят «Макферсон» из-за слишком сильного резонанса. Им нужно, чтобы сыгранная нота поскорее затихла, чтобы они могли перейти к следующей. Но те, кто играет виртуозным перебором, певцы и исполнители ритм-энд-блюза и студийные музыканты, которые ценят объем и создают звуковое кружево, любят «Макферсон».

Возможность играть на таком множестве гитар заставляла меня часто вспоминать о Джимми. Каждый раз, когда я перебирал струны, то сравнивал звук с Джимми. Я гадал, где он теперь. Заботится ли о нем кто-нибудь? Играют ли на нем? Может быть, его заложили в ломбарде? Бросили с моста? Поставили в угол? Из всех вещей, которые я сделал своему отцу, — ударил его по лицу, украл его деньги, угнал его машину, — моя самая глубокая боль была связана с Джимми и с моей неспособностью о нем позаботиться.