Дорогая Массимина - [13]

– Моя семья в Вероне эти много сотня веков.

Боже всемогущий!

– Задай мне вопрос.

Молчание.

– Спроси, почему я приехал в Верону.

– Почему вы приехать в Верона?

– Приехали.

– Ah si…[21] приехали.

– Потому что только до Вероны мне хватило денег на билет.

Непонимающий взгляд.

– Деньги. Кончились. Я должен был остановиться. Здесь. Найти работу.

Недоумение. Мимолетная улыбка. Юное лицо на фоне фамильных фресок. Слева от фресок стояла маленькая бронзовая дриада, которой Моррис часто подмигивал во время нудных уроков с этим бестолковым мальчишкой, но дриада ни разу не подмигнула в ответ. Впрочем, красотка все равно хороша: маленькие груди лишь намечены, стройное тело тянется изо всех сил, поддерживая что-то вроде лавровой ветви. Наверняка стоит целое состояние.

– Значит, вы хи-иппи? – Улыбка Грегорио становится бессмысленной, как у всех этих латинян, блестящие волосы напомажены до самых корней, в темных глазах нездоровое оживление. – Вы как Джек Керуак, да?

– Боже упаси!

– Cosa?[22] Я тоже бы хочу быть хи-иппи.

Мечтает небось о стране вечных каникул, с раздражением подумал Моррис.

– Может, как-нибудь я и возьму тебя с собой. Ti porto con me.

Грегорио воодушевился:

– Был бы очень, очень хорошо! Если мои родители был бы согласиться. – Он запнулся и перешел на итальянский, расплываясь до ушей: – Они могут решить, что путешествие пойдет мне на пользу.

Темный блеск оливковых глаз разбился о ледяную англосаксонскую синеву.

– Ладно, урок закончен.

Словно в подтверждение, зазвонил телефон. Грегорио, фонтанировавший энергией всякий раз, когда заканчивались его мучения, стремглав подскочил к аппарату.

– Буду через минуту! – прокричал он в трубку.

Грегорио предстоял визит к бабушке с дедушкой, жившим в соседнем квартале, – именно оттуда его семья отправлялась на выходные в Кортину. Значит, хладнокровно подумал Моррис, до понедельника в этом доме никого не будет. Решено, он что-нибудь украдет.

– Провожать меня не надо! – крикнул Моррис вслед Грегорио, который уже спешил к себе в комнату за лыжной амуницией.

– Bene, arrivederci a martedн.[23]

– Arrivederci.

Окинув невозмутимым взглядом комнату и чуть задержавшись на окнах, Моррис спокойно снял с пьедестала бронзовую дриаду и запихнул ее на самое дно папки. Статуэтка непристойной выпуклостью распирала кожаные швы. Может, открыть задвижку на окне, чтобы как-то объяснить пропажу? Но с лестницы уже доносился торопливый топот, и Моррис стремительно развернулся к дверям, но остался на месте. Хватит ли времени, чтобы поставить дриаду на место? Хватит?..

Нет.

– Эй, Грегорио, давай помогу тебе снести на улицу сумки?

Нагруженный Грегорио спрыгнул с последней ступеньки винтовой лестницы. Маленький пьедестал нестерпимо резал глаза своей наготой. Как и неимоверно раздувшаяся папка. Какой же он болван! Моррис жег взглядом пьедестал, напрашиваясь на худшее. Но Грегорио уже скользил с «другом» по заснеженным склонам Кортины, элегантно лавируя в лощинах, ловко огибая начинающих неумех. А может, он никогда и не замечал статуэтку? От волнения тело Морриса покрылось саднящими мурашками, по спине стекал пот. Обтянутые брюками ягодицы плотно слиплись.

– Дай мне хотя бы лыжные палки.

– Bene, grazie.[24]

Они вышли на каменную лестницу, ведущую во внутренний дворик. Моррис смотрел, как Грегорио поворачивает в замке ключ, затем вставляет в почти незаметное отверстие крошечный стержень с зазубринами, – видимо, включал сигнализацию. Рядом с дверью загорелся маленький зеленый огонек. Они спустились к фонтану, где в сумеречном свете поблескивал влажными боками фавн, и вышли на улицу Эмилей.

Отец Грегорио заканчивал складывать вещи в «мерседес», стоявший на углу улицы Фама.

– Buona sera, Signore, Signora.

– Buona sera, Morees! Come sta? Tutto bene, il lavoro?

– Grazie, grazie,[25] – благодарно улыбнулся Грегорио, когда Моррис положил лыжные палки на верхний багажник, рядом с остальными вещами.

– Вы как-нибудь должны поехать с нами, – сказала синьора, снисходительно глянув на учителя.

Ее лицо под копной крашеных светлых волос выглядело до нелепости молодым, – видимо, от всех эти мазей и кремов, подумал Моррис отстраненно и заглянул в раскрытую папку, на дне которой бронза отсвечивала тусклыми предательскими бликами. Их мог увидеть кто угодно.

– Боюсь, я не умею кататься на лыжах.

– Грегорио вас научит.

– Sн, sн, – подтвердил мальчик. Он был выше Морриса и смотрел сверху вниз, обнажив в улыбке крупные белые зубы.

– Вы очень нравитесь Грегорио, – сказал отец семейства с таким видом, словно облагодетельствовал Морриса невероятным комплиментом. – Нам бы очень хотелось, чтобы вы поехали с нами.

– Как-нибудь непременно, – вежливо отозвался Моррис.

Как же, пригласят его, дождешься.

Глава пятая

Следующим вечером Моррис быстро миновал улицу Портоне Борсари, свернул на улицу Фама, потом на улицу Эмилей и оказался перед большими дубовыми воротами. В палаццо, кроме семейства Грегорио, обитало еще несколько жильцов. Близилась полночь. Он нажал на первый попавшийся звонок. Famiglia Zane.[26]

Через несколько мгновений из динамика домофона раздался треск.

– Chi а?

Это штуковина безбожно искажает голос, лишает его всякой индивидуальности…