Дорога во все ненастья. Брак - [35]

– Это ты, Гриша, знай, что ошибаешься в людях, когда думаешь, о них слишком хорошо.

– И ты знай, что ошибаешься в людях, когда судишь об их поступках по своим…

Потом я сказал Петру:

– Если бы я только знал, что он такая сволочь… – но Петр перебил меня:

– Ты знал об этом всегда…

– Жалко, – вздохнул я.

– Знаешь, о чем ты жалеешь?

– О чем?

– О том, что на хороших людях, люди не заканчиваются…

Художник Василий Никитин

Я сидел на стуле, а рядом со мной, на диване, умирала девушка.

Умирала, по моей вине.

В нашей с Олесей судьбе не нужно было выбирать виноватых.

Этот выбор сделал я. И выбор этот не подлежал пересмотру, и не подчинялся сроку давности.

И не мог быть подвергнут оправданию.

А точки, которые ставил в своей жизни я, рано или поздно должны были превратиться в крест.

Свой приговор я получил у врача районной поликлиники, того, который осматривал Олесю.

– Сколько осталось до развязки? – спросил я.

– Если не начать лечить прямо сейчас – недели две-три.

– А если начать лечить?

– Немного больше.

– На сколько – немного?

– На столько, на сколько у вас хватит денег.

– А потом, для вас, молодой человек, начнется другая жизнь, – сказал врач, прощаясь в коридоре. И я ответил, когда врач уже ушел: – Хорошо, что я заранее не знаю, какая жизнь хуже.

На тот свет, я вынужден был собираться не после смерти, а после жизни…

…Бледная, прозрачная, как свеча под горящим фитилем, с кругами под глазами, цвета кадмия, смешанного с ультрамарином в равных пропорциях, похудевшая, Олеся смотрела на меня:

– Ты будешь меня любить?

– Да.

– Долго?

– Долго.

– Сколько?

– Неделю, – едва не сказал я. Мысли путались и не отвечали за слова. Но слова нашлись:

– До конца наших дней.

– Значит, одну неделю…

…Того, что происходило в квартире Андрея Каверина, я не знал, и, потому, глядя на ворох рецептов, оставленных врачом, не видел никакого пути.

Уже потом, вспоминая этот момент, я подумал, что идеи кого-нибудь ограбить, мне в голову не пришло.

А потом позвонил Каверин:

– Деньги есть.

И еще будут.

Еду к вам на такси, так, что приеду скоро. А ты, пока, подготовь все рецепты, и снова пригласи врача…

Я выслушал Андрея молча, и как-то, не обратил внимания, что «на такси», а не на машине Гриши Керчина.

Я даже не понял, о каких деньгах говорил мне Каверин.

Жизнь для меня, не будет стоить ни рубля, если не с кем станет ее потерять…

…Уходя, доктор сделал Олесе укол снотворного.

– Это поможет? – спросил я, и доктор ответил:

– Ей – нет.

Вам – да.

Доктор думал, что мне еще что-то может помочь. Не по глупости – он просто не знал нашей истории…

…Своей смерти не боится только сумасшедший. Наверное, я постепенно теряю разум.

Привыкнуть можно только к собственной смерти.

И, хотя в одиночестве умирает каждый – мы с Олесей умирали вместе.

Не смотря на то, что я знал, что пока остаюсь в живых.

Судьба наказывала меня жизнью потому, что спасения оттого, что в ее смерти, повинна моя глупая жизнь, у меня не было.

Возмездие преследует всех виновных, но кара слишком часто достается невинным, для того чтобы считать судьбу справедливой.

Мы с Олесей разделили судьбу: я взял себе вину, а ей досталось наказание.

Я, даже, не мог об этом забыть, потому, что об этом знали все мои друзья.

Не то, чтобы мои мысли путались – я просто не мог собрать их вместе.

Наверное, к невнезапной смерти любимого человека не бывает готов никто.

Не бывает готов никто.

Люди лгут языком – я думал молча…

…Постепенно до меня дошло, что Каверин едет к нам. Мысль о том, что он везет нам с Олесей надежду, как-то не сразу сформировалась во мне – наверное, даже для надежды необходимо время для созревания.

Оставаться один на один со спящей Олесей, я не хотел, может, просто испугался, и вышел из квартиры, навстречу Андрею.

На лестничной клетке мне встретился сосед Олеси по подъезду, совершенно не знакомый мне человек.

Мы очень вежливо поздоровались и разошлись в разные стороны: он поднимался по лестнице вверх, я – опускался вниз.

Здороваясь, сосед улыбнулся мне.

Без всякого повода.

Просто так.

В кредит.

И, даже, кажется, приподнял шляпу.

Ему и в голову не пришла мысль о том, что он только что поздоровался с убийцей.

Эта мысль пришла в мою голову.

Не в первый раз, но сейчас с особенной отчетливостью.

Словно написанная черным по белому, но не моей, а чьей-то другой, не знакомой мне, рукой…

Художник Андрей Каверин

…Не задавая никаких вопросов, три тысячи долларов дал какой-то постоянный заказчик Петра.

Еще три – капитан дальнего плаванья.

И тоже – не задавая вопросов.

Звонили мы и одному живому классику.

Тому, что до сих пор таскает не себе свою полуизносившуюся известность, забывая учинить ей ремонт.

Наверное, он будет делать это до тех пор, пока не износит ее до дыр, сквозь которые станет видно его беспомощное тело.

Секретарша классика выслушала и ответила нам, что тот занят сегодня, завтра и послезавтра – на этом общение прекратилось.

В общем, всего мы собрали около двадцати пяти тысяч долларов. Этого должно было хватить, по крайней мере, на год – ерунда для вечности.

Вечность – для живущих.

Время – это вообще, явление только для тех, кто понимает, что рано или поздно – всему приходит конец…