Дорога в страну любви - [21]

Маркиз понял, что здесь толку не добьешься, поскольку кузен способен лишь ерничать и кривляться.

Направляясь к двери, он завершил беседу:

— Считаю, что оба мы, хотим того или нет, должны провести с этой проблемой сегодняшнюю ночь.

— Ну да, и если вы не убьете меня сегодня ночью, то сделаете это завтра утром, — живо прореагировал гость. Помолчав с минуту, он прибавил:

— А если честно, то я счастлив иметь мягкую постель, за которую не надо платить. Это, кстати, относится и к шампанскому!

Он в очередной раз наполнил свой бокал и, держа его в руке, направился за маркизом, который к тому времени уже вышел из гостиной.

В холле по заведенному обычаю ожидал распоряжений Джонсон, и маркиз сказал ему:

— Заплатите кучеру почтовой кареты, в которой прибыл мистер Верли, и предупредите его слугу, что хозяин остается у нас ночевать.

— Я уже сделал это, милорд, — со сдержанным достоинством ответил Джонсон. — Кучеру нужно было возвращаться в Лондон, и ждать он не хотел.

— Значит, вы и сами поняли, что мистер Верли останется на ночь? — слегка удивился маркиз.

— Да, милорд, комнаты уже приготовлены — и для него самого, и для его лакея, — и багаж наверху.

Теренс Верли услышал самый конец этого разговора.

Он допил шампанское, которое прихватил с собой, а бокал отдал Джонсону.

Маркиз, не прибавив больше ни слова, отправился наверх.

На площадке второго этажа возле открытой двери стоял человек, в котором нетрудно было узнать камердинера мистера Верли.

Маркиз повернулся к кузену.

— Спокойной ночи, Теренс, — пожелал он ровным, без лишних эмоций, голосом. — Надеюсь, что вы будете спать спокойно. И я попытаюсь сделать то же самое.

— Я уверен, что у вас это получится, — не удержался от ехидной реплики родственник. В голосе его явно сквозила усмешка. Однако маркиз, не обращая внимания на попытку его обидеть, спокойно направился к хозяйским покоям.

Они находились в самом конце коридора. Именно здесь уже не один век почивали владельцы роскошного имения Мелверли, с тех самых пор, как во времена Тюдоров дом был построен первым графом Верли.

Войдя в комнату, маркиз, как и предполагал, увидел, что его ожидает Йейтс.

Камердинер поплотнее закрыл дверь и заговорил первым:

— Да уж, тут каша заваривается крутая, милорд, причем такая, которой никто и не ожидал.

— Ты имеешь в виду мистера Теренса Верли? — якобы не совсем понимая, о чем идет речь, уточнил маркиз.

— Да, и его камердинера, если, конечно, этим словом можно назвать какого-то кокни, только что вылезшего из лондонской канавы, — ответил Йейтс в свойственной ему образной манере.

Маркиз понимал, что не должен позволять слуге столь неуважительным образом отзываться об одном из членов своей семьи.

Но с тех самых пор, когда они вместе воевали в Португалии, а потом вместе участвовали в рискованном наступлении на Францию, Йейтс ощущал себя практически на равных со своим господином. И всегда в его голове рождался какой-нибудь оригинальный и совершенно неожиданный комментарий к происходящим событиям. Нередко эта удивительная способность камердинера спасала маркиза от жестокой хандры: высказывания заставляли смеяться даже в тех случаях, когда хотелось плакать.

Сейчас, раздеваясь, маркиз невольно подумал, что Йейтс видит и понимает людей не хуже, чем он сам. А он всегда умел принять правильное, единственно возможное в конкретной ситуации решение.

— Я уже наслушался кой-чего о мистере Теренсе от здешних слуг, — продолжал камердинер, — и они не нашли для этого малого ни одного доброго слова.

— Так что же ты услышал о нем? — удивленно воскликнул хозяин.

— Он не только высовывается там, где его вовсе не ждут, — уточнил Йейтс, — но Джонсон также рассказал мне кое-что об отношении к нему вашего батюшки. Он прекрасно помнит, как помогал старому маркизу вымарывать имя этого человека из родословной Верли и с изображения фамильного древа.

Маркиз понял, что именно в этом и заключается истинная причина его собственной полной неосведомленности о существовании кузена Теренса.

Он не уставал задавать себе один и тот же вопрос: как вести себя с этим нежданным-негаданным родственником.

Он понимал так ясно, словно ему сказали это прямо и определенно, что десять тысяч фунтов — это капля в море и только начало дальнейших поборов.

Если он сейчас сдастся и заплатит этот долг, то самое большее через год Теренс явится за следующей суммой.

Учитывая все расходы, которых потребует восстановление жизни в Мелверли, эти долги пробьют серьезную брешь в его бюджете.

Конечно, еще до вступления в наследство маркиз прекрасно понимал, что ему придется отвечать за множество разных людей по фамилии Верли — близких и дальних родственников. Существовали и тетушки, и дядюшки, и даже бабушка по материнской линии.

Все они ежегодно получали довольно значительную материальную поддержку, позволявшую жить безбедно, в достаточном комфорте.

Помимо родственников, на немалую сумму денег претендовало также множество пенсионеров и в самом Мелверли, и в Лондоне, где маркиз владел недвижимостью. То же самое происходило и в графстве Лестершир, и в Нью-маркете.

Поскольку маркиз вступил в наследство, находясь за границей, то он отдал распоряжение своим адвокатам и стряпчим выплачивать все пенсии точно так, как это решил когда-то отец. Эта статья расхода включала и финансирование школ и приютов для стариков. Нечего и говорить, что в итоге набиралась огромная сумма.